– Ты такой упрямый, – сказала она. – Ты стараешься быть хорошим, а я устала быть хорошей. Я всю жизнь была примерной, это так скучно.
Настоящая женщина-вамп, дьявольская обольстительница.
– Ты никогда не была хорошей.
– Слава богу! – рассмеялась она.
Он почувствовал, что начинает тонуть. Лусио тянули на дно тысячи голодных мыслей, одолевавших его в последние месяцы.
– Обними меня, Лусио.
– Я не могу.
– Можешь. Только с тобой я чувствую себя самой собой, а мне очень хочется снова быть самой собой.
В эту минуту он был Адамом в Эдеме. Он тянулся за яблоком, умирая от желания сорвать его. Оно было таким вкусным. Таким…
– Нет, – почти крикнул он. Боль стала такой нестерпимой, словно что-то пронзило его сердце. – Я не могу этого сделать, Ана!
Лусио знал, что она не простит ему, если он займется с ней любовью, воспользовавшись потерей памяти. Он помнил другую Анабеллу, ту, которая развелась с ним, полную презрения и ненависти.
Ее руки сомкнулись на его талии, и она прижалась к его груди.
– Не будь трусом, – сказала она, поднимая голову.
– Я не трус.
Луна выглянула из-за облаков и осветила небо серебристым светом.
Внезапно Лусио ясно увидел ее лицо, широко раскрытые зеленые глаза, полные страсти. Не в силах больше сдерживаться и противостоять этим красивым глазам и губам, он поцеловал ее.
Я люблю тебя, подумал Лусио, пытаясь унять в теле дрожь. Я буду любить тебя вечно.
Она смотрела на него, и при свете мягкого белого света луны он видел слезы в ее глазах.
– Раньше тебе нравилось целовать меня. – Ее голос был полон невинности, юности, смущения.
Ему хотелось взять ее лицо в свои руки и стереть с него печаль, боль – отпечатки жизни, разбитой на мелкие кусочки. Ей нужны были уверенность и реальность, а не мир фантазий.
– Мне и сейчас нравится.
– Но ты не хочешь меня?
О, детка, я хочу тебя, но я должен защищать тебя. Даже от себя самого.
Он погладил ее по щеке.
– Ты еще нездорова.
Она сделала протестующий жест.
– Я выздоровела, посмотри на меня. – Она подняла руки вверх, лунный свет озарил ее блестящую кожу и полную грудь. – Я совершенно здорова, повторила она.
Да, ее тело выглядело здоровым и очень красивым. Он не мог оторвать глаз от ее груди и напряженных сосков, выступающих из-под золотистой шелковой сорочки.
Он представил, как сорочка спадает с ее плеч, и его взору открывается плоский живот и темный треугольник между ног. Ему нравилось, как контрастировали ее темные волосы с бледной кожей. Ему нравились красиво сложенные женщины, но Анабелла – особенно, и ему хотелось обнять ее, прижать к себе, целовать ее грудь, ласкать бедра.
Но этого не должно случиться.
– Спокойной ночи, Анабелла. – Он заставил себя улыбнуться. – Увидимся утром.
У себя в комнате Лусио прислонился к двери, его тело содрогалось от желания, сердце ныло от чувства потери. В мечтах он сливался с ней воедино. Но в реальности он этого сделать не мог.
Сосчитай до десяти, сказал он себе, стараясь не думать об Анабелле. Сосчитай до десяти, а потом до двадцати, и если это не поможет, начни сначала.
На следующее утро после прерывистого ночного сна Анабелла проснулась рано, чувствуя себя совершенно разбитой.
Почему? Потому что ее муж не захотел прикоснуться к ней! Прошлой ночью он практически убежал из ее спальни. В чем дело?
Почему они спят в разных комнатах? Она хотела Лусио. Она знала, что он тоже хочет ее. У них всегда были великолепные физические отношения. И сейчас было время их возобновить.
Спустившись вниз, она увидела, что Лусио сидит за столом и завтракает в одиночестве.
– Ты сегодня рано проснулась, – сказал он, вставая и отодвигая для нее стул.
Она села напротив и улыбнулась Марии, которая принесла кофе и хрустящее печенье с карамелью, политое шоколадом.
– Я решила, что пора вернуться к прежней жизни.
Она щедро насыпала сахара в кофе-эспрессо с горячим молоком.
– Это потому что я хочу восстановить силы.
Она заметила напряженный взгляд Лусио, когда она сделала акцент на слове «силы».
– Я должна быть полностью уверена, что выздоровела.
Улыбнувшись, Ана откусила печенье. Сладкая липкая карамель осталась у нее на верхней губе.
Она знала, что он пристально наблюдает за ней, и как можно изящнее слизала карамель с губ.
– Я не хочу быть больше больной, – сказала она.
Лусио закашлялся.
– Удачного тебе дня, Лусио. До вечера, – сказала она и улыбнулась, заметив серьезное выражение на его лице.
В глубине души Ана надеялась, что в течение дня он будет скучать по ней так же, как и она по нему.
Лусио провел беспокойный день в офисе. К полудню, когда солнце стало припекать, его нервозность усилилась. Он снял пиджак и расстегнул рубашку, но прохладнее ему не стало.
Он пытался отвлечься, делая телефонные звонки, но постоянно ловил себя на том, что хочет слышать только голос Аны.
Это из-за жары, говорил себе Лусио, раздраженно зашторивая окно, но даже в полутьме он продолжал думать об Анабелле. Он представлял ее такой, какой она была минувшей ночью – в ночной сорочке; сегодня за завтраком, с карамелью на губах.
Боже мой, как же он ее хотел. Он всегда будет хотеть ее. Было невыносимо спать с ней каждую ночь в одном доме.
Лусио с отвращением отодвинулся от стола. Зачем он приехал на виллу? Почему согласился вернуться? Она же прогнала его, ее семья захлопнула перед ним дверь. Но потом все изменилось, и Гальваны позвонили ему, попросили вернуться и помочь Анабелле.
Помочь Анабелле! Как будто это было его дело.
Лусио уселся на стол, закрыл глаза и постарался посмотреть на ситуацию со стороны.
Завтрак с Анабеллой. Обед с Анабеллой. Прогулки при луне с Анабеллой. Поцелуи в полночь с Анабеллой.
Продолжай в таком же духе, сказал он себе, сопротивляться бесполезно. Прыгай на нее. Она владеет тобой. Сейчас и навсегда.
Когда поздно вечером он вернулся домой, Анабелла встретила его у дверей. Она была одета в облегающие джинсы, туфли на высоких каблуках и белую футболку, плотно обтягивающую ее полную грудь.
На ней не было бюстгальтера, и ее темные соски просвечивали через футболку.
Черт подери, мысленно выругался он.
– Хочешь выпить? – спросила она, беря у него пиджак и сладко улыбаясь, как будто это была ее обязанность – встречать его у дверей.
– Нет, – грубо, но честно ответил он.
– Тяжелый день? – спросила она, делая ударение на каждом слове, с издевкой в голосе.
– Ничего особенного.
– Ничего срочного и обременительного?
Например, жгучее возбуждение?