Он закрыл комод и сел на кровать.
Что, черт возьми, Алекс себе позволяет? Ну, допустим, испекла печенье. Но чтобы стирать — это уж слишком. Это делает только жена.
Хэнк уперся локтями в колени и положил голову на руки. Себя не обманешь! Он всегда ненавидел стирку и теперь обрадовался, что избавлен на сегодня от этой тяжкой обязанности.
Хэнк встал и нахмурился. Хватит копаться в своих чувствах к Алекс! Он знал лишь, что хочет схватить ее и зацеловать до потери чувств. Слава Богу, ее здесь нет.
Спускаясь на следующее утро по лестнице, Хэнк услышал мурлыканье Алекс на кухне. Она, как оказалось, постоянно напевала себе под нос, когда работала одна.
Запах жареного бекона и кофе ударил в нос, едва он распахнул дверь кухни.
— Доброе утро, — проговорил Хэнк.
Она отвернулась от плиты и улыбнулась ему.
— Доброе утро. Все будет готово минут через двадцать.
Он шагнул в кухню.
— Мне казалось, я говорил, что ты не обязана готовить завтрак сегодня утром, потому что вчера в свой выходной ездила с Клэр. Вы вернулись очень поздно.
— Ты еще не спал? — удивленно спросила она.
Хэнк кивнул.
— Я не вышел только потому, что Клэр подумала бы, будто я проверяю ее.
В глазах Алекс вспыхнули искорки.
— А это не так?
Хэнк пожал плечами. Не мог же он сказать, что тревожился о ней не меньше, чем о сестре.
— Ну как поездка?
Она расцвела.
— О, успешно. Она купила прекрасное голубое платье, которое изумительно ей идет. Попроси ее показать его тебе.
— Обязательно. — Он сделал несколько шагов и остановился рядом с ней. — Да, еще.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Зачем ты выстирала мою одежду? — Вопрос звучал как обвинение.
— А откуда ты взял, что это сделала я, а не Клэр?
Он сделал еще шаг, оттесняя ее к плите.
— Это она?
Алекс пожала плечами, потом решительно покачала головой.
— Я пылесосила в твоей комнате, а грязная одежда мешалась под ногами. Я бросила все в стиральную машину, чтобы вытереть пыль под шкафом.
— Во-первых, что ты делала в моей комнате? Уборка наверху…
— Это работа Клэр. Так выгони меня, — самодовольно объявила она.
Ему хотелось засмеяться, задушить ее в объятиях или закружить в воздухе. А больше всего — поцеловать ее. Но он только с деланной строгостью посмотрел в ее задиристые глаза.
— Не надо больше стирать мою одежду, Алекс.
— Или что?
Его взгляд опустился на ее губы.
— Или я тебе отплачу… ох, отплачу.
Ни один из них не шевельнулся — даже не вздохнул. Мгновение длилось и длилось, целую вечность.
Алекс первой освободилась от оцепенения. Она шагнула назад и отвела взгляд.
— Да, сэр!
Он развернулся и вышел из кухни.
Алекс поспешно выключила пылесос и повернула голову к окну гостиной. Шум, который она услышала под грохот пылесоса, не был игрой воображения.
Поскольку гости никогда не подъезжали к парадной двери, она поспешила на кухню и выглянула из окна.
Грузовик, остановившийся перед конюшней, походил на громадного быка. Тягач пожарных цветов был достаточно большим, чтобы в кабине разместились шестеро человек. Длинный и широкий кузов опирался на четыре задних колеса. Столь же огромный трейлер для перевозки лошадей запросто вместил бы ее машину.
Не иначе, как приехал Трэвис.
Долговязый ковбой выпрыгнул из кабины и окликнул кого-то. Минуту спустя прискакал на своем жеребце и Хэнк.
Алекс с облегчением вздохнула: ей не придется одной приветствовать легендарного члена клана Эдемов. И тут она вспомнила о пылесосе.
Тихо охнув, она бросилась в гостиную прятать преступные свидетельства уборки, но остановилась у двери. Пусть Хэнк думает что угодно! Если ей хочется пропылесосить, помыть полы или выстирать одежду, она будет делать это, и точка. Пусть привыкает.
Алекс вернулась к окну. Братья Эдемы выводили пару лошадей из грузовика Трэвиса.
Следует ли ей выйти на крыльцо и поприветствовать странствующего Эдема? Она — не член семьи, чтобы выходить на улицу и приветствовать его. Хотя все до единого в Райском Саду прилагали усилия, чтобы Алекс чувствовала себя как дома, она не член семьи Эдемов. И никогда им не станет.
Потом Алекс вспомнила, как Дерек говорил, что Трэвис едет из Канзаса за лошадьми. Должно быть, он устал и проголодался к тому же.
Чувствуя себя хозяйкой на кухне, Алекс начала готовить сытный поздний ленч для Трэвиса. Потом, подумав немного, положила порцию и для Хэнка. Ковбои всегда готовы поесть.
В этот момент задняя дверь громко скрипнула. Вытирая руки о фартук, Алекс повернулась к двери.
— Пахнет вкусно, — проговорил голос чуть более низкий, чем у Хэнка.
— Похоже, Алекс заметила твое появление, — сказал Хэнк брату. — Надеюсь, ты проголодался.
— Еще бы!
Хэнк сдвинул шляпу на затылок, пристально взглянул на Алекс, а затем хлопнул брата по спине.
— Алекс, это мой брат Трэвис. Объездчик быков, метатель лассо и Ковбой На Все Сто. Трэвис, это Алекс Миллер, наша новая повариха.
Да, подумала Алекс, такого мужчину, как Трэвис Эдем, и в толпе сразу заметишь! Вылитый Хэнк, только моложе — высокий, с такими же широкими плечами и небесно-голубыми глазами. Правда, может быть, чуть повыше и волосы посветлее.
Алекс обошла кухонный стол и протянула руку.
— Рада познакомиться.
Трэвис удивленно присвистнул.
— Ну, я убит наповал. Проказница Клэр убеждала меня, что «Алекс» — старик-ковбой, сослепу заарканивший кухонную плиту. Позвольте поцеловать вашу руку. Я счастлив познакомиться с такой очаровательной леди. Хэнк, почему ты не сказал мне, что твоя новая повариха — просто королева родео?
Алекс почувствовала, что краснеет, и отдернула руку.
— Я вовсе не королева, а простая повариха, причем приехала сюда только на время.
— Как «на время»? Хэнк, не хочешь ли ты сказать, что отпустишь такую красавицу? — Трэвис втянул носом воздух. — Ах, как божественно пахнет!
— Я приготовила кое-что на скорую руку, чтоб ты мог заморить червячка с дороги. А так дождись ужина, ладно? Я уж постараюсь приготовить такое, что у тебя слюнки потекут.
— Красавица, тебе не нужно ничего готовить, чтобы у меня потекли слюнки. Мой язык и так отвис до пояса от твоего вида!
Сообразив, что слова Трэвиса — это ни к чему не обязывающий флирт, Алекс улыбнулась.
— Потерпи немного, Трэвис. Через пятнадцать минут еда будет на столе.
— Спасибо, красавица. Я очень на это надеюсь. — Он повернулся к брату. — Теперь я понимаю, почему ты пасешься здесь!
