— Все нормально. — Кимберли подняла фотографию и стала разглядывать ее. — Папа всегда говорил, что я похожа на маму. — Поставив фотографию, она отступила на шаг и вновь взглянула на Найджела. — Я понимаю, что именно поэтому он так отдалился от меня, когда мама умерла. Каждый раз, когда он смотрел на меня, он видел ее. А позже, когда я так разочаровала его, он вообще повернулся ко мне спиной…
Она смолкла, но Найджел успел услышать, как ее голос надломился.
Он обнял ее, притянув к себе. Что бы тогда ни случилось, — а он предполагал, что это имело некоторое отношение к ее отъезду из города на черной лошади, хотя сейчас не было никакой возможности спросить ее об этом, — только негодяй с холодным сердцем не попытался бы утешить ее. Слегка поглаживая ее по спине, он взглянул на ее черно-белую гостиную, и внезапно эти цвета обрели для него смысл.
Эта квартира не была домом. Это было место, куда она возвращалась каждый вечер, где в одиночестве проводила ночь. Она боится иметь дом, потому что он может исчезнуть, как дом ее детства.
Некоторое время он молча держал ее в своих объятиях, потом спокойно произнес:
— Я думаю, что уже поздно. Ночь на дворе.
— Не уходи.
— Ким…
— Пожалуйста, — сказала она, поднимая голову и просительно глядя на него. Пока он собирался ответить, она прижала указательный палец к его губам. — Будем считать, что ты согласился, — прошептала она, высвободилась, подошла к проигрывателю и вставила диск.
Глубокий голос Ната Кинга Коула начал петь «Незабываемое».
— Помнишь? — спросила Кимберли, поворачиваясь к Найджелу.
Конечно. Эта песня звучала, когда он вошел в ее агентство на следующий день после той вечерней вспышки их страсти.
— Да.
— Дочь Ната Кинга Коула записала с ним вместе этот вариант. — Кимберли подошла ближе и протянула к нему руки, приглашая. — Один танец?
Найджел уже собрался ответить отказом, но ее губы изогнулись в застенчивой, умоляющей улыбке.
— Только один.
А потом он уйдет.
Она упала в его объятия, и на мгновение он потерял способность двигаться. Он никогда не умел танцевать, в лучшем случае просто качался на месте взад и вперед, но с ней он почувствовал себя лучшим в мире танцором.
Он поглядел в зеркало над бутафорским камином. Ему нравилось, как голова Кимберли прислоняется к его груди. И ниже полы его пиджака он видел дразнящий проблеск ее ног.
Она пробормотала что-то.
Он положил ладонь ей на поясницу и притянул ее немного ближе.
— Да?
— Мне никогда в жизни не было так хорошо. Ни с кем.
Она обвила руки вокруг его шеи и, встав на цыпочки, поцеловала.
Волны жара кругами стали расходиться по его телу, будто его всего охватил волшебный огонь. И хотя он думал «хватит, хватит», его пальцы сами собой вынули заколку, держащую ее пучок, и локоны, рассыпавшиеся золотым водопадом, были ему наградой.
— Тебе надо носить распущенные волосы, — решил он.
— А тебе, — прошептала она, отступая назад из его рук, — надо наклониться.
— Что?
— Юл Бриннер, помнишь? «Король и я»?
— Это фильм, я полагаю?
— Да, — ответила она с очень довольным видом. — Он самоуверенный, невозможно сексуальный король Сиама, а она нежная, но со стальным характером, Анна. Юл Бриннер играл короля. — Она поглядела на голову Найджела. — У него тоже бритая голова.
— Из-за нее он и выглядел невозможно сексуальным?
— Да. Точно так же, как ты.
Разве после таких слов мужчина не сделает все, о чем ни попросит его женщина?
Найджел тут же наклонился.
Нежные, робкие пальцы тронули его голову, задержались, потом двинулись вниз, к ушам, и потом опять поднялись к макушке.
— Я хотела сделать это с того самого дня, когда мы были в примерочной, — прошептала она.
Она ласкала его голову, потом ее пальцы скользнули к затылку и стали описывать медленные, плавные круги.
Он ощущал каждую точку, которой касались ее теплые пальцы. Когда же он неожиданно ощутил кожей ее горячее дыхание, волны жара снова охватили все его тело.
— Я должен идти, — сказал он напряженным голосом, начиная выпрямляться.
— Еще нет.
Он застонал, когда ощутил у себя на голове бархатную теплоту ее губ. Один раз. Другой. Поцелуи были сперва медленными, но очень быстро ее разгорающаяся страсть превратила их в жаркие, прожигающие насквозь.
Сделав большое усилие над собой, он наконец поднял голову.
Помада на губах Кимберли была смазана, ее глаза мерцали.
— Анна, — тихо сказал он. — Твой король приказывает тебе отправляться в кровать.
Это оказалось легче сказать, чем сделать.
Бросив на него последний жаркий взгляд, она, пошатываясь, отправилась в спальню, по дороге выскальзывая из его пиджака. В дверном проеме она подержала пиджак, подмигнула, затем бросила его на пол и исчезла. Дверь щелкнула, закрывшись за ней.
По сравнению с Кимберли, одетой в корсет, женщины в баре казались невинными школьницами.
Он направился к закрытой двери спальни. Сейчас он подберет пиджак и уйдет.
Но когда он наклонился, Кимберли позвала его через дверь спальни.
— Найджел!
— Да?
— Корсет. — Раздался прерывистый шум. — Он слишком тесный.
Он зажмурил глаза, борясь с видением.
— Ой-ой-ой! Ну помоги же!
Когда он открыл дверь, то понял, что ему следует собрать все жалкие остатки своей воли.
Кимберли лежала боком на кровати, заведя руки назад и извиваясь в попытках дотянуться до застежек на спине.
— Проклятые крючки и петельки, — сердилась она.
— Перевернись на живот!
Он наклонился, разглядывая длинный ряд сверкающих крючков и петелек. Интересно, как она смогла застегнуть этот корсет без посторонней помощи?
Он начал возиться с первым крючком, и его пальцы показались ему слишком большими и неуклюжими. Но вот каким-то чудом удалось расстегнуть этот крючок. Потом второй.
Когда он достиг десятого или двадцатого, у него рябило в глазах, а пот крупными каплями выступил на лбу. Найджелу пришлось схватить угол простыни и вытереть голову.
Наконец он расстегнул последний.
Кимберли осталась лежать на животе. Ниже левой лопатки была маленькая, соблазнительная родинка.
Он глубоко вздохнул, как ныряльщик перед прыжком в воду, поднял Кимберли на ноги и, прочистив горло, спросил:
— Теперь-то ты можешь это снять?
— Ммм, да.
На ее лице засияла широкая самодовольная улыбка. Он начал говорить, но осекся и спросил:
— Это твое «Ой-ой-ой! Ну помоги же!» было только представлением, чтобы заставить меня войти к тебе в спальню?
