— Оно ей совершенно не подходит, с ее морковными волосами, — несправедливо заметила Торелли.
— Наоборот, — возразила Никола. — Когда Эветт подошел к кафе, она встала…
— Естественно.
— Очевидно, он заметил ее и после недолгого раздумья подошел. Мне не хотелось идти к ним, поэтому я свернула на авеню Марко.
— Малодушный поступок, — заметила Торелли. Но когда Никола сообщила ей, что обошла квартал кругом и снова вернулась к кафе, тетя засмеялась: — Так-то лучше!
— Но Мишель уже ушла.
— Так быстро? Ты меня удивляешь. Мне казалось, что она липучка. Сколько времени ты им дала?
— Думаю, где-то четверть часа.
— Так, так… — задумчиво нахмурилась Торелли, словно это было очень важно. Но Никола уже знала, что по отношению к другим людям она была либо равнодушна, либо проявляла поистине детское любопытство. Впрочем, это зависело лишь от настроения дивы, и теперь Торелли хотела услышать все подробности. — Они ушли вместе?
— Нет, он по-прежнему сидел в кафе. Я его не заметила, пока не поравнялась…
— Милая моя, да у тебя талант не замечать главного! — воскликнула Торелли.
— Не думаю, что Джулиан Эветт такой уж главный, — сухо ответила Никола. — Но я все равно подошла к нему, и мы немного поговорили.
— О чем?
— Он сказал мне, что виделся с Мишель и что она сообщила, как вы прослушивали ее на роль Памины и решили, что она подходит.
— Думаю, он был раздражен тем, что я захватила инициативу в свои руки?
— Мне так не показалось. Наоборот, он сказал, что больше не будет спорить, и если ее возьмут, то он согласен выступать с ней.
— Что же заставило его переменить решение?
— Не знаю. Думаю, им удалось уладить конфликт.
— За четверть часа? — с сомнением спросила Торелли.
— Похоже, за четверть часа можно многое успеть.
— Да, конечно. Если уж на то пошло, то можно изменить жизнь за десять минут. Но странно это делать за столиком кафе, — задумчиво произнесла Торелли.
— Не думаю, чтобы чья-то жизнь изменилась, — слабо улыбнувшись, ответила Никола. — Но, по крайней мере, он решил дать Мишель шанс.
— Что, похоже, не так уж обрадовало тебя. — Торелли пронзительно взглянула на племянницу.
— А что, я должна была как-то по-особому радоваться? — изумилась Никола.
— Конечно, милая. Разве ты не помнишь? Ты так просила за нее, когда мы сомневались насчет ее кандидатуры. Мне показалось, что ты считаешь своим долгом защищать ее интересы, раз ее рекомендовал Брайан Кавердейл. Тогда это показалось мне несколько преувеличенным. Но теперь ты добилась своего и не радуешься.
— Я радуюсь!
— Тогда у тебя какой-то странный способ выражать свою радость, — холодно заметила Торелли. — Когда я радуюсь, даже воздух вокруг меня наэлектризован.
— В этом смысле вы уникальны, — искренне ответила Никола.
— Верно, — просто согласилась Торелли.
После этого, к радости Николы, она переключилась на свои дела, сообщив, что через пару дней решила вернуться в Лондон, поскольку Оскар Уоррендер раньше срока приезжает из Южной Америки.
— Ты еще не видела Оскара?
— Лично нет. Но я часто слышала его выступления и восхищаюсь им.
— Им невозможно не восхищаться. Он тоже уникальный человек, если хочешь! — Торелли редко кого награждала столь щедрой похвалой. — Для тебя, Никола, будет большим счастьем увидеть, как мы работаем вместе. Мне не терпится петь в «Макбет» и «Трубадуре».
— Мне тоже не терпится послушать! А еще «Волшебную флейту», — внезапно добавила она.
— Это будет позже. В первом случае ты увидишь двух прославленных, опытных мастеров, — сказала она так естественно, словно речь шла не о ней, — а во втором случае — удивительно талантливого молодого дирижера. Будет лучше, если он станет посещать все репетиции Оскара.
— А я тоже буду ходить на репетиции? — спросила Никола.
— Только на последние. Но только не на репетиции в студии, там ты будешь мешать. — Торелли поднялась, давая знать, что разговор окончен.
Впервые Никола встретила знаменитого Оскара Уоррендера по прибытии в лондонский аэропорт. Он только что прилетел из Буэнос-Айреса и, услышав от Дермота Дина, что Торелли прибудет через полчаса, решил ее встретить. Торелли, польщенная и обрадованная, заключила высокого дирижера в свои объятия.
— Оскар подумал, что ей будет приятно, — шепнула Николе стоявшая рядом Антея Уоррендер. — Так трогательно, что такая знаменитость приходит в восторг от сущего пустяка.
— Да, но она такая, — с улыбкой ответила Никола. — Именно эта детскость делает ее столь очаровательной. — Она не добавила «несмотря ни на что», но, возможно, ее тон говорил сам за себя. Антея добродушно рассмеялась.
Затем Торелли представила Николу, назвав ее, к удивлению последней, «своей племянницей». Великий дирижер протянул Николе руку, улыбнулся и сказал:
— Никогда бы не подумал, что у тебя есть племянница, Джина.
— Конечно, по мужу, — заметила Торелли. — И мы не подчеркиваем наше родство, не так ли, Никола?
— Никогда, — засмеялась Никола. — Я польщена, что вы меня так назвали.
— С Оскаром нельзя притворяться, — объяснила Торелли. — Сама не знаю почему.
— Потому что он все равно узнает, — вмешалась Антея. — Он называет это простой догадкой, но мне кажется, что это, скорее, шестое чувство.
— Не обращайте внимания на их болтовню, мисс Никола, — заметил дирижер, и они направились к выходу мимо щелкающих фотокамерами репортеров. — Я музыкант, и у меня нет интуиции ни на что, кроме музыки. Но мне приятно встретить племянницу Питера Денби. Он мой старый друг. Кстати, Джина, я час или два назад видел Питера. Его корабль зашел в Нью-Йорк на пару дней.
— Ты видел Питера? — На мгновение лицо Торелли смягчилось. — Как он?
— Отлично. Я уже давно не видел его таким отдохнувшим и посвежевшим. Он скучает по тебе.
— Не говори, иначе эти чертовы репортеры снимут, как я плачу, — перебила Торелли, улыбаясь в объектив ближайшей фотокамеры. — Я тоже ужасно скучаю. И скучала бы еще больше, если бы не Никола.
— Боже мой! — воскликнула растроганная Никола.
— Он сказал мне, что его племянница заняла его место, — начал Уоррендер, потом засмеялся и помахал рукой.
— Это я и имела в виду, — сердито заметила Торелли. — Я говорила тебе, что Оскар знает все.
Они вместе поехали в Лондон. Хотя Никола мало принимала участие в разговоре, она была очарована профессиональной беседой, которая велась вокруг нее. Неизбежно всплыло имя Джулиана Эветта.
— Я был очень расстроен, что не смог выступать на твоем концерте в Лондоне, Джина, — сказал Оскар. — Но слышал, что Джулиан с блеском сделал это за меня.
