ГЛАВА ПЯТАЯ
Это была, разумеется, чистая случайность, но такие случайности сплошь да рядом выпадали на долю Джексона. Он на одну минуту забежал в маленькое кафе, издали показал Лиз знаком, что желает чашечку кофе, она же поставила ее на стойку как раз за спиной Кэрмоди Мора — тот сидел за столиком рядом с двумя девочками в буквальном смысле этого слова. Джек знал их, одной было всего лишь четырнадцать лет. Обе они участвовали в бойскаутском движении и ходили в подобающей одежде — ботинках, облегающих джинсах и ковбойках. Сегодняшний день не был исключением. Обе они с благоговением внимали разглагольствованиям Кэрмоди, боясь пропустить хоть слово. Джек, потягивая кофе, прислушался к тому, что он говорил.
— Да, как же, как же, очень хорошо помню ту ночку в клубе, — сообщил Кэрмоди. — Это была еще та ночь! Вдохновение никак не приходило, а без него исполнение музыки становится тяжкой работой. Принято думать, что музыка — это слава и большие деньги, понимаете ли, и действительно, порою так оно и бывает, но, уж поверьте мне, это вовсе не легко. Нет, далеко не каждому дано зарабатывать на жизнь музыкой.
Терпение Джека лопнуло.
— А вам, видно, дано, Кэрмоди? То-то вы уже полгода не платите алиментов. И почему же в таком случае ваши дети терпят нужду и ютятся в старом сборном доме? А у вас самого даже нет машины?
Кэрмоди резко обернулся.
— Тайлер!
— Здравствуй, Аманда! Здравствуй, Кристина! — улыбнулся девочкам Джек, не обращая внимания на Кэрмоди. — Ну, как отдыхаете без школы?
Обе девочки явно смутились. Ничто так не напоминает о вашем возрасте — слишком молодом или слишком старом, — как встреча с бывшим учителем. Издав в ответ на приветствие Джека невнятное бормотание, они с помощью соломинки поспешно разделались с содовой водой и ретировались. Джек несколько секунд наблюдал, как Кэрмоди курит, наслаждаясь произведенным на девочек впечатлением, а затем уселся рядом с ним.
— Сколько вам лет, Кэрмоди?
— Не ваше дело, господин хороший, — прошипел Кэрмоди. — То, что вы волочитесь за моей бывшей женой, не дает вам права совать нос в мои дела.
Джек поставил пустую чашку на стол, облокотился на столешницу и твердо взглянул в глаза своему соседу.
— Ваша бывшая жена — мой друг. Вы не желаете, чтобы я вмешивался в ваши дела, а я хочу, чтобы вы не лезли в мои. Это относится и к моим отношениям с Хеллер. И раз уж мы об этом заговорили, то послушайте, что я вам скажу. Если вы когда-нибудь посмеете в моем присутствии оскорбить ее грязным намеком, как позволили себе вчера вечером, я с великим удовольствием собственными руками поучу вас хорошим манерам. Я бы и вчера это сделал, руки у меня прямо чесались, да помешало присутствие ваших потомков. Я слишком чту детей, чтобы разрешить себе в их присутствии отколошматить их родного папашу. Но зарубите себе на носу — или вы оставляете Хеллер в покое, или будете иметь дело со мной.
— Ну-ну, потише, господин хороший, я не из пугливых, — процедил сквозь зубы Кэрмоди.
— Да? — улыбнулся Джек. — Напрасно. Потому как нет для меня большего удовольствия, чем надавать вам как следует по морде.
В глазах Кэрмоди мелькнул страх, но, быстро овладев собой, он впал в обычный для него хвастливо-бодряческий тон.
— Ну ты не очень-то задавайся, Тайлер, — с угрозой произнес он. — У меня есть парочка знакомых — крутые парни из техасских кабаков, — мне им только мигнуть. Чуешь?
Джек, усмехнувшись, покачал головой и сделал над собой героическое усилие, чтобы говорить тихо и спокойно.
— Таких угроз я слышал в своей жизни немало и знаю им цену, — произнес он. — Повторяю: отныне вас не касается, с кем встречается Хеллер и что она делает. И вы будете вести себя с ней тише воды, ниже травы. Ибо, если что не так, я не стану мигать крутым парням из техасских кабаков, а займусь вами самолично. И будьте уверены, Кэрмоди, это не доставит вам ни малейшей радости.
От злости, что он не в состоянии ответить Джеку достойным образом, лицо Кэрмоди исказилось.
— Я что же, — чуть ли не во весь голос заорал он, — не вправе задать пару вопросиков бывшей жене? А как же мои дети? Они, может, будут страдать по твоей вине, а как я об этом узнаю? Послушать Панк, так ты еще тот подонок.
Джек откинулся на спинку стула и сложил руки на коленях, являя собой картину полного спокойствия.
— Панк — шесть лет. А шестилеткам директора школ всегда кажутся чудовищами. Однако школьный совет никогда не назначил бы на директорский пост человека, который не любит детей или способен их обидеть. Да и репутация у меня неплохая. Словом, я добрый человек, пока меня не выведут из себя. Помните об этом.
В подтверждение своих слов он постучал пальцем по столу и удалился, довольный тем, что сумел сохранить самообладание, грозившее вот-вот отказать ему. Денег за выпитый кофе он не оставил — пусть расплачивается Кэрмоди. Все-таки наказание.
Фанни долго кашляла, отплевывалась, тяжело дышала, прежде чем прочистила глотку и смогла заговорить.
Хеллер с тревогой заметила синяки под глазами матери и бледность щек, проступающую сквозь чрезмерно яркие румяна.
— Ты слишком много куришь, мама, — мягко заметила она.
— Ну, ты опять за старое, — недовольно проговорила Фанни своим хриплым голосом. — Я больна, все дело в этом. Но не обо мне речь, не для того я пришла.
Хеллер понимающе стрельнула глазами в ее сторону, но тут же отвернулась к кассе — обслужить старика, купившего один рулон туалетной бумаги. Он непременно являлся раз в неделю, но никогда не покупал ничего, кроме одного-единственного рулона туалетной бумаги. Кассовый аппарат еще не отщелкал чек, а он уже протягивал Хеллер заранее приготовленную мелочь. Хеллер улыбнулась, пожелала ему всего хорошего, он хмыкнул в ответ и зашаркал прочь. Тут дверь отворилась и вошел парень странного вида. При виде его Хеллер поспешно повернулась спиной к матери, в надежде, что он быстро уйдет, хотя отлично знала, что этому не бывать. Сколько уже раз она отклоняла его приглашения, а он являлся все снова и снова, хотя она скорее пошла бы на свидание с Гитлером, чем с ним. По добродетелям они не уступают друг другу, но у Гитлера по крайней мере не было такого пивного брюха, подобающего разве что женщине в самой последней стадии беременности. А голову он не мыл с Рождества! Но это, естественно, не мешает ему быть любимцем Фанни.
— Привет, Бумер! — воскликнула она.
Он помахал рукой и пошел к ящику с пивом.
— Не заговаривай с ним, мама! — спокойно сказала Хеллер.
Фанни облокотилась о прилавок, дыша винным перегаром. Значит, успела с утра пораньше накачаться своим любимым напитком — джином, хотя всегда с жаром отрицала, что употребляет его.
