Фанни положила руку на живот и закрыла глаза, пытаясь подавить подступившие к ним слезы. Но тогда перед ней сразу же возникло лицо Алекса, полное страдания, каким оно запомнилось ей в день последней встречи три дня назад.
Фанни встала с кровати и пошла в гостиную. Холодный лунный свет струился сквозь раскрытые шторы, отражаясь в серебре мишуры. Ее охватило странное желание зажечь елку. Она включила лампочки, и дерево тотчас же залилось разноцветным сиянием.
Им с Алексом было так весело, когда они украшали елку! Смех, шутливые споры о том, где повесить лампочки, игрушки, мишуру. Все это тогда напомнило ей о хороших временах, которые у них когда-то были в прошлом, вселив радужные надежды на будущее.
Но во сне Алекс внезапно исчез, как призрак. И она осталась одна, выкрикивая его имя, с ребенком на руках, который с укором смотрел на нее.
— Это всего лишь сон, — повторила она снова.
Днем Фанни заставила себя что-нибудь съесть, зная, что растущему ребенку нужно хорошее питание. Она только что закончила замешивать тесто для рождественского печенья. Не то чтобы ей очень хотелось печенья, но она решила, что это будет хорошим противоядием хандре, которая грозилась поселиться в ее душе.
Когда позвонили в дверь, Фанни обрадовалась, что может отвлечься от своего занятия. Она положила ложку, которой смешивала продукты, вытерла руки и пошла открывать дверь. Должно быть, соседка решила заглянуть к ней поболтать, подумала Фанни. Она открыла дверь, и приветливая улыбка исчезла с ее лица, а глаза расширились.
— Ал!
— Привет, Фан!
Банальное приветствие — вот все, что он мог выдавить из себя.
Направляясь к ней, он не знал, что почувствует, когда увидит ее. Гнев, которого он никогда не ощущал раньше, все еще не покинул его.
Но, увидев Фанни, он на мгновение забыл, что сердится на нее, — так она была красива. С благоговейным трепетом он подумал о том чуде, которое в ней совершается. Ему захотелось прижать руку к ее животу и почувствовать, как растет его ребенок. Но сейчас они так далеки от этого момента… И вообще, пока неясно, достигнут ли они когда-нибудь согласия.
Из-за нахлынувших чувств его голос сел, и он спросил холоднее, чем сам того желал:
— Как ты?
— Прекрасно, — ответила она, отбрасывая со лба прядь волос. — Не хочешь зайти?
— Спасибо.
Алекс вошел в прихожую и, как в прошлый раз, ощутил, что его окутывают тепло и уют. На мгновение показалось, что все, что произошло между ними, не имеет никакого значения. Здесь он чувствовал себя дома. Но он тут же отбросил эту мысль и повернулся к Фан.
— Кофе? — Фан попыталась изобразить гостеприимную хозяйку.
— А это не повредит ребенку? — спросил он резче, чем намеревался, поэтому вопрос прозвучал несколько язвительно.
Фан поджала губы, в ее темно-синих глазах мелькнуло раздражение.
— Я не пила кофе с тех пор, как узнала, что беременна. А его запах мне вряд ли повредит.
— Извини. Я не хотел вредничать. Мысль о ребенке вывела меня из равновесия.
— Такая мысль кого хочешь выведет, — согласилась Фан, пытаясь вернуть голосу вежливый тон. — Через некоторое время ты привыкнешь.
— А ты уже привыкла? У меня не было времени это выяснить.
— Да, конечно, — подтвердила она безучастно.
Они помолчали, и неожиданно Алекс выпалил:
— Извини, Фан. Мне не надо было говорить всего этого.
— Пожалуй.
— Думаю, мы ничего не добьемся, если будем ворошить прошлое.
— А добьемся ли мы чего-нибудь, если не будем его ворошить? — спросила Фан осторожно.
И тут же пожалела о сказанном. Зачем она спросила его об этом? Сейчас не время говорить о будущем. Но, вспомнив о крошечной жизни, растущей в ней, подумала, что, возможно, говорить о будущем уже слишком поздно.
Алекс задумчиво посмотрел на нее и ответил:
— Не знаю. Я не хочу сейчас об этом говорить. Я пришел потому, что обещал повесить огни.
— Огни? — непонимающе уставилась на него Фан. — Какие огни?
— Наружные рождественские огни. Я же сказал, что повешу их.
— Ты пришел, чтобы повесить рождественские огни?
— Конечно, я же обещал, — повторил он настойчиво.
— У меня несколько лет не было во дворе праздничных огней!
Фанни недоумевала. После ссоры, происшедшей между ними три дня назад, менее всего она могла предположить, что увидит Алекса у себя во дворе развешивающим праздничные гирлянды.
— Тебе не стоит об этом беспокоиться.
— Это не беспокойство.
Взглянув на его энергично выставленный подбородок, Фанни решила ему уступить. По какой-то причине Алекс считает, что он должен украсить дом на Рождество. Может, это первый шаг к разрешению их проблем? Тогда ей надо просто с ним согласиться.
— Гирлянды на чердаке.
— Лестница по-прежнему в гараже?
Напряжение Алекса немного спало, похоже, он успокоился, получив ее согласие.
— На стропилах. — Она хотела добавить: «Там, куда ты положил ее пять лет назад». Но, удержавшись, промолчала. Равновесие, установившееся между ними, было слишком хрупким.
Хотя Фан с трудом могла себе представить, что такое возможно, тем не менее, день прошел достаточно приятно. Она пекла печенье, пока Алекс развешивал лампочки на наружной стене дома. Он даже влез на крышу и установил там пластмассового Санта-Клауса с его северными оленями, которые украсили дом и сделали его точно таким же, как в то, памятное им, Рождество.
— Где ты раскопал их? — крикнула Фан, выйдя посмотреть на результаты его деятельности. — Я даже забыла, что они у нас есть.
Алекс повернулся на ее голос и оступился.
— Извини, — сказала она, понимая, что испугала его. — Я не хотела помешать. Я только вышла спросить, не нужно ли тебе чего.
Фанни видела, как его глаза сверлили ее даже с крыши.
— Нет, все в порядке, — только и сказал он, отворачиваясь.
Возвращаясь на кухню, она все еще ощущала на себе его взгляд.
Фанни включила радио, которое передавало рождественские мелодии, и начала раскатывать на столе вторую порцию теста.
Стук и скрежет лестницы о стены дома, время от времени доносившийся до Фан, напоминал ей о присутствии Алекса. Осознание этого давало хрупкое ощущение покоя.
Выбросив из головы всех оленей, ангелов и Санта-Клаусов вместе взятых, Фан думала о ребенке и о том, как бы было чудесно, если бы ее малыш, их малыш, рос в доме с двумя родителями, любящими друг друга. Как во сне, приснившемся ей прошлой ночью.
Нет, она не могла сказать, что любит Алекса. Не прошло и двух недель, как он вернулся в ее жизнь. И сейчас преждевременно думать о любви.
