Из всех сумрачных нью-йоркских миллионеров, которым приходится скрывать некоторые загадочные страницы своей жизни от глаз домашних, вероятно, ни у одного не было тайны, подобной тайне Питера Рольса. Была единственная вещь, которой он страстно наслаждался, но это было запретным, тайным наслаждением, которое расстраивало нервную систему и губило его желудок, еще недавно поддававшийся лечению.
Питер-младший никогда не чувствовал себя вполне счастливым, с тех пор, как в двадцатитрехлетнем возрасте оставил колледж. Только с этого времени он встал лицом к лицу к жизни и увидел темные пятна на ее поверхности. В тот момент, когда он увидел жизнь не столь прекрасной, какой она казалась, ему захотелось каким-нибудь образом помочь стереть эти пятна. Да, помочь, помочь! Это было самое важное.
Он не особенно интересовался коммерцией, но, будучи единственным сыном Питера Рольса, он считал своим долгом интересоваться ею. Он вообразил, что отец сильно страдает от равнодушия своих обоих детей к тому, что составляло смысл его жизни, страдает, скрывая, со сдержанной гордостью, свою рану. Тогда Питер-младший решил пожертвовать собой. Он предложил отцу, что пойдет в магазин и, если отец хочет, начнет с самого начала учиться всему, чему нужно учиться, чтобы постепенно занять место, на котором он мог бы служить поддержкой отцу.
Разговор об этом происходил в «библиотеке» — недавно отделанной под дуб огромной, ужасной комнате, с однообразными рядами книг, в красных, с золотом тисненых переплетах с монограммами, и книжными полками, мрачно блестевшими за стеклянными дверцами шкафов. Питер-старший пытался убивать здесь свое время, так как библиотека казалась его дочери подходящим местопребыванием отца и Питера-младшего, который в своих собственных комнатах сохранил бедную старую обстановку матери. В обстановке библиотеки, в которой все кичилось богатством и представляло последний крик моды, Питеру-младшему было очень трудно раскрывать свою душу. Но он напряг все свои усилия и бессвязно пробормотал о своей готовности отдать себя магазину. Холодный блеск в глазах отца заставил его почувствовать, что он начал не с того конца.
— Итак, ты не доверяешь своему отцу? — таков был ответ, когда он кончил.
— Не доверяю вам? — пробормотал Питер, будучи уверен, что он неудачно выразился, не сумев толком объяснить отцу, чего он хочет.
— Ты думаешь, что то, что заработал старик, будет растрачено в его же предприятии и, что, если ты хочешь, чтобы деньги не пошли к чорту, ты должен сам присматривать за ними?
— Избави боже, — перебил его Питер, — вы не должны даже думать, что подобная мысль могла придти мне в голову! Я, отец, скорее готов умереть, чем допустить, чтобы вы так обо мне думали.
— Докажи в таком случае, что я неправ, — сказал сухо отец, по своему обыкновению пощипывая редкую седую бородку своими желтыми пальцами. — Ты легко это можешь сделать.
— Каким образом? Скажите мне только.
— Обратив свое внимание на другие вещи, мой мальчик. Дай мне одному управлять тем, чем я умею управлять. Ты должен предоставить мне идти своим путем, не помогая своими веслами, и не слушать того, что говорят твои высокомерные друзья за моей спиной обо мне и о моих приемах.
— Если бы я это мог!
— Конечно, я не уверен в этом. Ты водишь знакомство с компанией неопытных юношей, которые думают, что они лучше своих отцов знают, как вести дело; и затем в своих разговорах вы пускаете мыльные пузыри, увлекаясь модными фантастическими идеями. Я был достаточно добр, чтобы некоторое время терпеть, хотя я и не должен был допускать этого. Но теперь вот что я скажу по этому поводу: если ты доверяешь старику, руки прочь от «Рук»!
— Решено и подписано, отец, — отвечал серьезно Петер. — Я никогда не думал мешать, я только хотел помочь, если смогу. С сегодняшнего дня, моим паролем будет: «Руки прочь от «Рук».
Он дал обещание и тщательно его соблюдал. Но неугасимый огонь пылал в его сердце, как зажженное бревно, брошенное в груду пепла. У него давно уже не было никакой определенной цели в жизни. Он не видел никакого пробела, который следовало бы заполнить, и чувствовал, что мир нисколько не нуждается во втором Питере Рольсе. Одной только вещи он страстно желал, будучи еще мальчиком — кругосветного путешествия и блеска востока, и это желание и в юношеские годы не потеряло для него прелести и не казалось бесполезным. Когда отец смущенно спросил: «Почему ты не путешествуешь, мой мальчик»? — Питер ответил, что, может быть, это было бы хорошо.
Дело было доложено матери и она не возражала. Она уже давно, едва только выйдя замуж за Питера-старшего, научилась не возражать ни на что, что бы он ни предложил. Когда она улыбалась и соглашалась со всяким его предложением, она становилась «маленькой дорогой женщиной», и вот она провела всю свою жизнь, будучи маленькой дорогой женщиной, пока ее волосы не побелели. При ее счастливом характере ей не приходилось делать для этого больших усилий; с тех пор, как Питер вырос, он очень полюбил проницательный взгляд ее всегда молодых голубых глаз, глаз девушки на лице пожилой женщины.
Когда Питер был на Белом Ниле, в стране слонов и львов, перед ним часто стал неожиданно и таинственно показываться образ его матери, простирающей к нему свои неуклюжие руки, чтобы пожелать ему покойной ночи в его комнате, которую он обставил разным хламом из красного дерева, составлявшим ее приданое. Она улыбалась и, казалось, не очень сочувствовала его путешествию. И все-таки ее глаза… Было в них что-то, что хватало его за душу и согревало сердце при мысли о них на другом конце света.
Питер поехал на Белый Нил, чтобы поохотиться за крупной дичью. Но, когда он встретился с нею лицом к лицу, он удивился, как ему могла придти в голову такая чудовищная причуда. Он нашел, что животные, которых он собирался убивать, настолько красивее и большего стоят, чем он сам, что он почувствовал себя виноватым за свое намерение и отказался от охоты, увезя с собою на память только несколько фотографических снимков. Хотя Эна в обществе всегда утверждала при случае: «мой брат прекрасный стрелок; вы знаете, он участвовал в охоте на крупную дичь в Африке», но Питер стрелял только холостыми зарядами. Тем не менее, ему было настолько совестно признаться в своей слабости, что он приобрел слоновые клыки и львиные шкуры за наличные деньги, вместо того, чтобы добыть их при помощи собственных пуль.
Он решил приберечь Египет с его храмами до своего свадебного путешествия, в случае, если ему удастся найти подходящую девушку, ибо все таинственное и чудесное приводило его в грустное настроение, так как никто не переживал его вместе с ним. То же самое чувствовал он в Индии и на всем востоке, и тысячи разнообразных мыслей теснились в его голове, когда он приехал в Англию, чтобы встретиться с Эной.
