— Можно я дождусь Клару?
— Ты уже дождался. Я слышу, как она открывает парадную дверь.
— Я должен прямо сейчас уйти?
— Нет. Сначала ты должен прояснить смысл сказанного. Ты остановился на загадочном признании, что не свободен. Не свободен от чего? от кого? И если это действительно так, то как ты посмел, при всех своих высоких принципах, говорить мне то, что сказал? Говорить человеку, который, в силу обстоятельств, не может за себя постоять. Романтик говорит о своих красивых романтических чувствах и тут же все смазывает жестоким признанием. — Элен распалялась тем больше, чем отчаяннее становились попытки Филиппа остановить ее гневную речь. — Все, как в плохом спектакле: несчастная калека, возомнившая о себе Бог знает что, странный благодетель, неизвестно зачем обольщающий больную сладко звучащими словами, и некто за сценой… Кто? Зал в напряженном ожидании. И тут больная кидает реплику, которая может дать разгадку зрителям, и навязывает возможность неожиданной концовки. Имоджен!
— Элен, остановись! Ты сейчас наговоришь такого, что потом сама себе не простишь.
Выражение лица Джексона стало строго-спокойным, тон тоже. Пожалуй, он даже излишне спокоен. Подозрительно спокоен. Элен внимательно посмотрела на Филиппа и поняла, что, видимо, не такую уж и глупость сморозила. Обозначенный ею персонаж имел какое-то отношение к сюжету, который она с такой пылкостью набросала.
— Ах, вот что… Сиреневая Имоджен… Деловой партнер, который ходит на работу в вечерних нарядах. Я пробыла несколько часов в мастерской мистера Джексона и то сумела понять: мисс Бартон занимает особое место в жизни своего босса…
Врет! Она, Элен, снова врет. Ничего особенно подозрительного уродливая Золушка тогда не почувствовала. Да, подчиненная влюблена в своего босса, так не Элен ее за это осуждать — сама не без греха.
— Мне не хотелось сегодня так глубоко копаться в моей жизни, но уж если ты сочла возможным вести разговор в такой плоскости, изволь, я отвечу. Мне-то хотелось хоть немножко подготовить тебя, прежде чем рассказать все как есть. Ты говоришь Имоджен… Ну что ж, в какой-то мере ты права: она действительно занимает особое место в моей жизни. Хочешь знать, почему? Дело в том, что она воспитывает ребенка, которого зовут Сара Джексон, дочку своей недавно погибшей сестры Кэтт Бартон.
— Господи! — выдохнула Элен.
Она была совершенно не готова к столь резкому повороту сюжета. И, не найдя в себе ни сил, ни здравого смысла хоть что-то понять из услышанного, отвернулась, пытаясь скрыть от Филиппа внезапные слезы.
— Простите, к вам можно? — послышался за дверью голос Клары.
Филипп распахнул дверь перед розовощекой фрейлейн. Верная себе, Клара первые минуты жила своими радостями, до поры не замечая, что одинока в неизменном оптимизме.
— О, у вас праздник? — весело осведомилась она, заметив цветы и остатки ужина на столе.
— Да, у нас праздник, — тихо, со значением в голосе, ответила Элен.
Джексон, сохраняя бесстрастность, молчал.
— Что, если сейчас мы прервем торжество на несколько минут, а потом продолжим втроем? Вы не будете, надеюсь, возражать? Мы ведь с Элен так и не успели отметить наше знакомство… А сейчас, герр Джексон, на несколько минут покиньте, пожалуйста, любящих вас дам.
Не произнеся ни слова, Филипп вышел из комнаты. Его молчаливая покорность обратила на себя внимание Клары.
— Элен, я что, не вовремя?
— Наоборот, Клара, более чем вовремя. Если бы ты сейчас не пришла, я бы взвыла от собственной дури. Я такое натворила…
Клара со шприцем в руке остановилась у постели и тоном, каким давние подруги делятся сокровенным, спросила:
— Опять мучил тебя разговорами о дочери?
Элен отмахнулась от нее безнадежным жестом.
— Мучил. Но на этот раз другой дочкой…
Шприц звякнул об пол — так среагировала Клара на известие.
— Что, и у него есть ребенок? — Как ни полна была Клара сочувствия, но в первую очередь ощутила жгучее любопытство.
— У него-то как раз ребенок есть на самом деле.
— Что же в этом плохого? Почему ты расстроилась? Не пойму я тебя: то ты плачешь, что у тебя нет ребенка, то смеешься, что Джексон к нему трепетно относится. А теперь еще переживаешь за его дочь…
— Клара, я запутала ситуацию, а ты доводишь ее до абсурда.
Клара снова мудрила над шприцем и угрюмо молчала, не в силах понять этих загадочных англичан, которые, как ей не раз приходилось слышать, люди холодноватые, даже чопорные, а тут такие страсти…
— Ты его обидела или он тебя?
— Наверное, я его, — сказала Элен, серьезно обдумав свой ответ.
— Так скажи ему об этом…
— О чем, Клара? О чем?
— Ну, ты же обидела, вот и скажи об этом. Только надо самой понять, что тобой двигало…
— Любовь, наверное…
— Любовь обиды прощает. А у него что?
— Наверное, тоже любовь.
— Мне бы ваши проблемы! — засмеялась Клара. — Сейчас закончу и пойду позову несчастного влюбленного.
Элен испугалась, что ей снова придется вести никому не нужный и неприятный разговор.
— Клара, милая, умоляю, не сейчас. Я себя-то плохо понимаю, а уж в нем точно не разберусь. Скажи Филиппу, что мне плохо, что я вся в слезах, что на нервной почве вернулись боли, а страдания затмили мой бедный разум…
— Но ведь это неправда! — с отчаянием вскричала не умеющая врать Клара.
Элен поняла, что грех ложных показаний придется взвалить на себя. Закатились под лоб небесно-голубые, наполненные страданием глаза; здоровая, не опутанная бинтами рука судорожно задвигалась по одеялу; раздался стон, потом частые всхлипы. Клара с тревогой смотрела на свою пациентку. Сочувствующий медик в ней пересилил мудрую женщину.
— Потерпи, дорогая, сейчас укол подействует. Слишком много тебе за эти дни пришлось пережить. Думаю, герру Джексону и в самом деле не стоит возвращаться. Я все ему объясню.
— Да, скажи еще: для Дамы печали сердце только помеха.
— Как сложно… А что это означает?
— Пока не знаю. Может быть, у меня бред? Ну, не врать, так хотя бы правдоподобно посомневаться ты можешь?
— Я уже сомневаюсь, — растерянно произнесла Клара, но от поручения не отказалась, толком так и не поняв, какая часть порученного чревата наибольшим грехом.
Когда она вышла из комнаты, Элен могла уже отдаться самым искренним слезам. Просто несчастье какое-то, все у нее всегда получается шиворот-навыворот! Девушка закрыла глаза и скоро забылась тревожным сном, продолжая вздрагивать от всхлипов. Последняя мысль была успокаивающей: вот он придет, и все выяснится…
