Купер в замешательстве взглянул через плечо на Эмили.
— Какой женщины?
Неужели их было так много? Озадаченно нахмурившись, она уточнила:
— Я имею в виду ту, с которой у тебя… были отношения.
Зачем Эмили запоминает такие вещи? — подумал Купер. Он сам мало что помнит.
— Меня не было с ней на праздники, — немного раздраженно ответил он.
— А разве финалы родео проходят в декабре? — задумчиво отозвалась она.
Хмыкнув, Купер повернулся к елке.
— Дело не в родео. Я… мы просто уже не встречались. Но если я не ошибаюсь, то она ставила елку. Она всегда все делала для своего ребенка.
— Как и большинство матерей, — заметила Эмили.
— Да, но этот ребенок был ужасно избалован. После нескольких часов с ним я уже был готов поклясться никогда не иметь дела с детьми и женщинами.
Словно услышав это замечание Купера, ребенок Эмили неожиданно начал толкаться. Саму же Эмили нисколько не удивляло его отношение к детям. Так или иначе, но все это он уже говорил ей и раньше. Этот человек не намерен быть ни мужем, ни отцом.
Поднявшись со стула, она поставила пустую чашку на стол и взяла небольшую коробочку со стеклянными игрушками. Купер с любопытством наблюдал за Эмили, пока она вешала на елку ярко раскрашенные шарики.
— Ты не собираешься прочесть мне лекцию о моем бессердечии? Ты даже не скажешь мне, как много я теряю в жизни, не имея семьи?
Не поднимая глаз, она ответила:
— Нет, Купер, я уже успела уяснить, что тебе мое мнение или чувства как собаке пятая нога. Все равно ты всегда все делаешь по-своему.
Она никогда так раньше не говорила. Словно он безнадежен, словно нет никакой надежды на его излечение. До их поездки на аукцион в Розвелл она, Купер чувствовал это, надеялась на то, что он останется на «Алмазном» и после рождения ребенка.
Но теперь, похоже, она махнула на него рукой и смирилась с мыслью, что они никогда не смогут быть по-настоящему вместе. Это должно было бы радовать Купера. Ведь было невероятно трудно повернуться к ней спиной. В какой-то миг ее чувства к нему изменились. Так почему же он не испытывает ни малейшей радости?
Купер закончил развешивать электрическую гирлянду и отошел. Пусть Эмили остальное доделывает сама. Это же просто дерево, и нечего раздувать из всего событие, сказал он себе. Эмили доставала из коробки все новые игрушки, и эта картина — яркие краски, радость, светящаяся на 'лице женщины, — манила его остаться и полюбоваться на то, чего он был лишен все эти годы.
— Ты не повесишь? — Она вручила ему небольшую коробку с раскрашенными деревянными ангелочками, солдатиками, Санта-Клаусами и северными оленями.
— Я не знаю, куда.
— Не имеет значения. Просто вешай туда, где, как тебе кажется, они будут смотреться лучше всего.
Смущенно улыбнувшись, он взял из коробки оленя и повесил его на ближайшую колючую ветку.
— Ты не находишь, что это немного глупо? Мы оба взрослые люди. Мы знаем, что Санта-Клаус не спустится по трубе и не оставит нам под елкой подарки.
— Кто знает, Купер, может быть, Санта-Клаус все-таки существует?..
Купер вздохнул с облегчением, когда Рождество наконец осталось позади. Это семейный праздник, а у него не было семьи. Лишь ради Эмили он ходил на обеды и ужины, которые устраивали ее родственники, но на всех вечеринках не мог избавиться от чувства, словно стоит за забором и подглядывает за происходящим в щелку.
Теперь-то он может вернуться к своей работе на ранчо. Еще столько нужно сделать! «Алмазное» пока и отдаленно не напоминало то ранчо, в которое Купер хотел бы его превратить, хотя, надо признать, оно изменилось в лучшую сторону. Он отремонтировал сарай и близлежащие загоны. Внешний забор стоял теперь крепко и ровно. К стаду прибавилось еще тридцать голов.
На этой неделе Куперу звонили его приятели, и каждый спрашивал одно и то же: чем он там занимается и когда вернется в спорт? Несколько серьезных соревнований года пройдут в феврале. Если он пропустит их, то…
Друзья могли бы и не напоминать ему! Он прекрасно знал календарь соревнований. Но вот готов ли он вернуться к этой жизни? В течение последних десяти лет Купер находился в пути — словно товарный поезд. Ночью он ложился спать с болью во всем теле, утром вставал с этой же болью. Он уже стар для такой жизни! Или эта жизнь уже потеряла для него свежесть и прелесть? Как бы то ни было, но здесь, на «Алмазном», он ощутил, как это приятно — называть клочок земли своим.
Доктор сказал, что Эмили осталось около шести недель до родов. Купер начал считать дни, делая отметки в голове, как заключенный, ожидающий освобождения.
Шум мотора во дворе отвлек Купера от размышлений. Обернувшись, он увидел отца Эмили, Гарлана, вылезающего из пикапа.
Закинув мешок с кормом в кузов старого грузовичка, Купер пошел поприветствовать гостя.
— Похоже, вы привезли кое-что для детской, — сказал он, заметив в пикапе миниатюрную мебель.
Гарлан гордо усмехнулся, словно был счастливым папашей, а не дедом.
— Малыш уже скоро появится, и Роуз не терпится помочь Эмили обставить детскую. Не знаю, кто больше рад ребенку, Эмили или ее мать. Разумеется, ее тети и кузены с кузинами тоже участвовали в покупке мебели.
Купер вежливо улыбнулся.
— Да, думаю, для вашей семьи это будет большое событие.
— Конечно, — согласился Гарлан. Открывая багажник, он добавил: — Но по-моему, для тебя, Купер, это тоже будет событие.
— Почему вы так говорите? Кеннета больше нет, и он не сможет увидеть своего ребенка.
— Я и не думал о Кеннете. Я имел в виду тебя. Насколько мне известно, ты остался единственным Данном в этих краях.
Купер поглубже засунул руки в карманы кожаной куртки. День выдался холодным, небо застилали облака, и в горах уже шел снег. Через час снежные тучи дойдут и до «Алмазного».
— Да, думаю, я единственный Данн, оставшийся в этой части Нью-Мексико, — ответил Купер.
Гарлан дружески похлопал его по плечу.
— Тебе недолго осталось быть единственным Данном. Ты должен гордиться этим.
Да, ребенок Эмили будет носить фамилию Данн, но он никогда не станет его ребенком, подумал Купер.
— Похоже, скоро пойдет снег. Давайте я помогу вам внести все внутрь, — только и сказал он.
Громкие шаги разбудили Эмили. Она резко села, словно ее застукали за кражей печенья из родительского буфета.
— Эмили, ты плохо себя чувствуешь? — нахмурившись, осведомился Купер. Не успела она ответить, как он приложил руку к ее лбу.
— Он никогда не заставал меня дремлющей, — объяснила она отцу.
— Ты ведь хорошо себя чувствуешь, дорогая? — встревожился Гарлан.
