— Я это сделаю, когда придет время! — дерзко бросила ему вслед Вин, когда, приподняв шляпу, автомобилист поспешно побежал к своей машине. Вин громко смеялась, когда Эрл Эшер подошел к ней. Она чувствовала себя в безопасности и даже не очень усталой. Небольшое приключение, в сущности, принесло пользу. Она подумала, что оно оказало такое же благодетельное действие, как укрепляющее средство или турецкие бани, не будучи столь дорогими, как они.
— Этот тип, ваш приятель, деточка, или только что завязал знакомство? Так как, если он имеет в виду приставать к вам, я вмешаюсь в это дело и пущу из него кровь, — заметил ее избавитель.
— Это был мистер Логан, — поспешно отвечала Вин, решив, что надо всеми способами избежать скандала. — Но… но он мне не очень нравится, — прибавила она. — Я была очень рада, увидев вас. И я не сержусь на вас за то, что вы последовали за мной, так как знаю, что у вас нет ничего плохого на уме, — и все, что случилось, окончилось благополучно. В награду я отпущу вам ваши прежние грехи. Я только что придумала для вас новое прозвище, м-р Эшер.
— Надеюсь, что оно будет лучше того, какое дала мне Сэди Кирк!
— Как вам покажется «Мишка-Медведь»? Конечно, оно лучше того. Читали ли вы когда-нибудь «Камо грядеши»?
— Нет. Это звучит, как название патентованного средства.
— Это — роман. И в нем один молодой человек, огромный, добрый великан жертвует собой, чтобы спасти девушку по имени Лигия. Его звали Урс (медведь) и он был так силен, что мог поставить на колени быка…
— Да, но, ведь, это картина из кино, а не роман. Я, конечно, видел Урса и его быка. Вы заставляете меня краснеть. Я чувствую себя так, точно я — это он.
— Именно, вы и есть он. Я окрещу вас Урсом. И я очень извиняюсь, что причинила вам столько беспокойства.
— У меня не было никакого беспокойства, — возразил Урс, почти испугавшись, что над ним шутят. — Все, что я сделал, это то, что следовал за вами, как выражаются репортеры, на почтительном расстоянии, чтобы убедиться, что вы благополучно доберетесь до дому, если пойдете пешком. Когда вы вошли в парк, я решил, что, может быть, у вас назначено свидание с каким-нибудь приятелем-мужчиной и потому отстал. Но…
— Уверяю вас, Урс, что встреча с мистером Логаном была совершенно случайной, — сказала Вин, все еще не желая посвящать его во все подробности недавней встречи, которая теперь, после того, как она миновала, казалась ей забавной. — Мне просто хотелось подышать свежим воздухом. Я это и сделала, и если вы будете столь добры и не будете употреблять таких выражений, какое употребили вчера вечером, вы можете, если хотите, проводить меня домой.
— Какое выражение вы имеете в виду? Кошечка?
— Да, и другое, еще более оскорбительное!
— Конфетка?
— Да, это бесвкусица! Достаточно скверно уже слово «деточка». Но я думаю, что вы не знали другого, более подходящего. Я предоставляю подобную честь другим.
— Хорошо, — сказал довольно сердитым тоном Урс, чувствуя, что он сейчас сморозит какую-нибудь чушь. — Но, если парень дружит с девушкой, как же он должен называть ее?
— А разве в вашем словаре нет слов «Мисс Чайльд?»
— Я не могу так называть, будучи другом. Скажите, автомобиль этого типа поехал в нашем направлении?
— Не знаю, так как я не оглядывалась назад, — сказала Вин. — Но у меня изменилось намерение идти всю дорогу пешком. Поспешим, и сядем на трамвай на 59-й улице.
* * *
Днем, в магазине, Вин могла смеяться, вспоминая о доме на Авеню Колумба, где она и Сэди «прилепились». Но по ночам, в своей комнате, тщетно пытаясь заснуть, она не в состоянии была даже улыбаться при мысли о нем.
В этой местности комнаты, выходившие на улицу, были дешевле задних, выходящих на двор. Жильцы, которым это было по средствам, платили дополнительную сумму за немного большую тишину. Ни Сэди Кирк, ни Винифред Чайльд не принадлежали к числу таких аристократов. Их хозяйка выгодно снимала два дешевых этажа в огромном доме, в подвале которого находилась пекарня, и пожарные лестницы которого придавали ему вид огромного обнаженного скелета. Она сдавала в наем комнаты по отдельности и зарабатывала на этой комбинации, несмотря на то, что взимала небольшую плату.
Внизу на улице с шумом проносились взад и вперед трамваи с узкими окнами и звенели их звонки. Против самых окон и страшно, до ужаса близко к балконам, в шесть дюймов шириною, заставленным чахлыми растениями, с грохотом пробегали вагоны надземной железной дороги, эти многоглазые чудовища, следующие один за другим так часто, что, казалось, все время днем и в течение нескольких часов ночью между ними нет никакого промежутка. Личная жизнь за этими окнами была невозможна, разве только держать закрытыми ставни. Если вы об этом забывали, или гордо говорили себе, что вам все равно, что вы во что бы то ни стало должны дышать и видеть при дневном свете свой цвет лица, тотчас же тысячи глаз, один за другим, уставлялись в ваши. Вы почти соприкасались с ними и было мало утешения, когда они видели, как вы причесываетесь, или застегиваете кофточку, при мысли о том, что эти пассажиры поезда никогда не услышат вашего голоса и не узнают, кто вы.
Что касается до ванной, то большим замечательным преимуществом жизни у мистрис Фарелль была ванная комната. Она была темна, тесна и пахла черными тараканами, которые уютно гнездились вокруг труб с горячей водой. Вы не могли рассчитывать пользоваться ванной чаще раза в неделю. Но, если вы были достаточно глупы, чтобы дополнительно платить тридцать центов, вы могли ежедневно обливать свое тело водой.
В эту ночь, когда Вин приняла ванну и лежала на своей узкой кровати, которая тряслась и визжала, как, если бы страдала от тяжкой болезни, ей казалось, что заснуть еще более невозможно, чем всегда. Каждый новый проносившийся мимо с шумом поезд был гигантской пчелой, а ее мозг — улеем, к которому эта пчела устремлялась. Ее пылающая голова была полна мыслями, несвязными, противоречивыми, борющимися между собой, и все же гигантская пчела беспощадно разбрасывала их в разные стороны. Каждый раз она не могла снова собрать их. У нее было такое ощущение, словно гусеница медленно прогуливается по ее спине, а муравьи щекочут ее нервы.
Вин думала об управляющем, мистере Мэггисоне, и снова и снова спрашивала себя, уволит ли он ее, или только ему пришла прихоть посмотреть на нее и узнать, склонна ли она к флирту. Она знала теперь от Сэди, что Мэггисон «хотел бы быть волокитой», хотя его смелость не всегда поспевала за его желаниями.
Сэди предполагала, что рыжеволосая девушка, вероятно, явилась к «Рукам», снабженная рекомендацией какой-нибудь из его «подруг». Эта теория вполне объясняла загадочное бормотание Меггисона: «Это — другое дело». Что делать ей, Вин, если Папаша пригласит ее пообедать с ним, как он, по-видимому, приглашал некоторых других девушек? Сэди сказала ей, что, если это случится с ней, она должна принять приглашение, так как ей нечего бояться Папаши. Скорее она напугает его, чем он ее, а будучи только сверхштатной, она «вылетит вон», если не примет вежливого приглашения.
