Ее взгляд двинулся ниже, по загорелым мускулистым ногам к босым ступням.
Сумасшедшая мысль пронзила ее.
В тот день в джипе она видела его всего, кроме ступней.
В тот день. Если и есть особое событие в ее жизни, которое она будет помнить всегда, то это их бурные и страстные любовные ласки в Долине Огня. Его глубокий голос, шепчущий сладкие, чувственные слова любви.
— Что это? — спросил Найджел.
Кимберли с трудом обрела дар речи:
— О, пирожные с орехами.
— Пирожные с орехами? — переспросил Найджел.
Он начал было говорить, потом, казалось, передумал, но она знала, что он хотел сказать.
— Они, ну, не совсем мои, — пролепетала Кимберли, указывая на блюдо. — Это полуфабрикаты из коробки.
Удивительно, она могла стоять перед двумя сотнями людей и спокойно читать им лекции, но здесь, перед Найджелом, едва могла связать несколько слов.
— Полуфабрикаты никогда не подведут.
И опять они застыли, глядя друг другу в глаза.
— Пожалуйста… не хочешь ли войти?
Он сделал шаг назад, приглашая ее войти.
У нее перехватило дыхание. Неужели ей снова выпал шанс?
Она вошла в холл и остановилась, наслаждаясь волнами прохладного воздуха из кондиционера, осмотрелась, вспоминая, как первый раз увидела эту квартиру и какой огромной она показалась ей. Затем поглядела на фотографии над кушеткой.
— Я по-прежнему живу в окружении семейных снимков, — сказал он, проследив за ее взглядом.
— Тогда я так и не успела их рассмотреть.
Слово «тогда» вернуло их в прошлое, и они снова замерли, понимающе глядя друг на друга.
— Хочешь посмотреть?
— О да, хочу.
— Странно, что у тебя дома только одна. Я хочу сказать, ты же любишь своих близких.
Да, только одна.
Вот Найджел удивился бы, если бы узнал, что она планирует поездку домой!
Он шел впереди нее по гостиной, держа блюдо в одной руке, показывая другой на фотографии сестер, отца, матери, многочисленных теток и кузенов.
Они подошли к фотографии в серебряной рамке. На ней была женщина лет семидесяти.
— Бабушка Алиса, — сказал Найджел.
— Она выглядит очень доброжелательной, — заметила Кимберли, рассматривая завораживающую улыбку на высохшем лице, обрамленном ярко-белыми волосами.
— О, бабушка была и такой, но ее слово было законом для всех нас. Она когда-то сказала мне, что если бы я дурно обошелся с подвыпившей женщиной, то она, Алиса, лично преследовала бы меня не хуже собаки, а поймав, собственноручно вздернула бы на ближайшем дереве.
— Твоя бабушка так и сказала?
— Иногда она была оригинальной.
Они стояли так близко, что Кимберли могла видеть игру бицепсов на руках. А в глазах Найджела, она могла поклясться, был виден красноречивый интерес, от которого ее бросило в дрожь.
Он первым нарушил тишину:
— Хочешь пирожное?
— Нет.
Медленная улыбка растянула его губы.
— Соглашайся. Могу поспорить, они вкусные.
— Я не знала, что ты любитель поспорить.
На лице у него появилось знакомое ей выражение, и ей захотелось узнать, тосковал ли он без нее так же сильно, как она без него.
— Я хотела бы взять пирожное.
— Хорошо, — сказал он быстро, будто боясь, что она может передумать снова. — Это хорошо, это дает мне возможность похвастаться моей новой кухней.
Когда они оказались там, Кимберли издала восхищенное восклицание.
— Это так по-твоему, — сказала она.
— Ты так думаешь?
— О, да. — Она пошла по украшенному орнаментом полу, но внезапно остановилась и указала на дальнюю стену: — Кроме вон того лилового цвета. Это скорее я. — Она опустила руку. — Я хочу сказать…
— Да, это правда, — сказал он мягко. — Это ты. — Он поставил блюдо на стол, шагнул к Кимберли, затем остановился, скрестил руки на груди и прислонился к стулу. — Этот цвет называется «Королевская слива». Когда я выбирал его, то думал о тебе, и мой друг часто напоминал мне, что это твой цвет, — каждый раз, когда совал свой нос в мои дела.
— Что?
— Ты знаешь, какими противными становятся друзья, когда у них на уме одно только сводничество.
Она засмеялась.
— О, как же мне не знать!
А ты меня еще хочешь?
Жужжал кондиционер. За окном колибри повисла в воздухе, как вспышка радуги, затем скрылась.
И в этот момент Кимберли подумала об упущенных возможностях. У нее в уме роилось столько слов, а в сердце — столько желаний, а она стояла здесь, разговаривала о совершенных пустяках.
— Найджел…
— Кимберли… — произнес он одновременно с ней. — Ты первая.
— Ты стал другим? — Сердце оглушительно билось у нее в груди. — Я хочу сказать…
— Да.
— Да?
— Я остался таким, каким был, но мое сердце изменилось.
Кажется, следует найти безопасную тему.
— Что случилось с агентством «Свидание длиною в жизнь…»?
Она слегка вздрогнула.
— Агентство я продала, — сказала она спокойно, ее голос звучал ровно, — продала Морису. Но название остается у меня. Я теперь занимаюсь «Этапами жизни». Это программы личностного роста. — Она улыбнулась. — Я читаю лекции, веду симпозиумы и семинары.
— Это очень интересно.
— Ты когда-то обвинил меня, что о деньгах я забочусь больше, чем о людях, и хотя слышать это было больно, я потом поняла, что ты был в чем-то прав. Смею надеяться, что я стала немного мудрее. — Ее глаза заблестели. — Прости меня, — внезапно сказала она. — Я неправа. С моей стороны было так глупо принять их предложения по рекламе. Я должна была хотя бы поговорить с тобой.
— И ты меня прости, — сказал он, подвинувшись поближе и касаясь ее руки. — Это было глупо с моей стороны — так носиться с моей гордостью.
Они снова замолчали.
— А скажи, — он понизил голос, — в твоих новых программах все так же надо выбрать Единственную?
— Да.
— Я так и не завершил тот шаг.
Его взгляд опустился на ее мягкие, сладкие губы, и, обняв рукой за талию, он притянул ее к себе и нежно поцеловал лоб, потом щеки, потом прикоснулся губами к ее губам. Она совсем растаяла, когда его поцелуй обрел страсть — она ждала этого так долго.
— Я люблю тебя, — хрипло сказал он. — Я никогда не встречал такую целеустремленную женщину. — Он усмехнулся. — И такую красивую. И еще такую упрямую. Я люблю твое щедрое, храброе сердце, Кимберли Логан. И мы — двое парней — отчаянно хотим, чтобы ты вернулась к нам.
— О, Найджел, я тоже люблю тебя. — Она замолчала, приподняла лицо и встретилась с ним взглядом. — Двое парней? — Улыбка изогнула ее губы. — Остин! Как он поживает?
