Она дернула за шнур, вызывая Харпера. Сержант немедленно появился, даже не успев заправить рубаху в штаны. Оливия оставила на него Джека и вышла не обернувшись.
У нее не было определенных намерений. Измученная, она знала, что все равно не заснет. Когда она шла через холл, в ее голове продолжали крутиться слова Джека. Она… у него была. Вещь, которую он продолжал искать. Которая могла бы помочь ему успокоиться.
Внезапно она вспомнила о ранце. Бумаги из него лежали в сейфе леди Кейт, но сам ранец Оливия убрала в свой саквояж. Может быть, она проглядела что-нибудь? Она не вынимала личные вещи Джека. Может быть, она что-то упустила из виду?
Она не успокоится, пока не проверит это. Взяв свечу, она вернулась в комнату, которую делила с Грейс.
Грейс спала, из дверей спальни леди Кейт доносился легкий храп. Самое время заняться тем, что она задумана.
Поставив свечу на пол, она опустилась на колени и достала из своих вещей ранец Джека, который завернула в кусок муслина, чтобы не испачкать свою одежду. Несколько бесконечных минут она просто смотрела на него, неосознанно касаясь пальцами медальона.
Потом, взяв ранец и свечу, она пошла на кухню.
Владения повара сияли чистотой, каждая кастрюля блестела, все поверхности были тщательно вычищены. Поставив ранец на выскобленный дубовый стол, Оливия зажгла лампу. Пространство за кругом света погрузилось в полумрак.
Глубоко вздохнув, она опрокинула ранец вверх дном. Когда вещи вывалились из него, что-то звякнуло. Она не обратила на это внимания и осмотрела ранец: вывернула наизнанку, похлопала по нему, проверила, нет ли потайных карманов. Их не было. Значит, надлежало заняться вещами Джека.
Она прикасалась к ним раньше, узнавала их. Теперь ей предстояло основательно рассмотреть их при свете.
Табакерка. Фляжка. Кольцо с печаткой.
Ох…
Она любила это кольцо. Джек надел его ей на палец, когда делал предложение, — старинное золотое кольцо с печаткой, на котором был выгравирован герб Уиндемов — грифон, стоящий на задних лапах, с девизом внизу: Summum Laude. Достоин высших похвал.
Уиндемы были образцовыми лендлордами и ответственными членами парламента. Оливия потерла старое золото, подтверждающее место Джека в ряду поколений старинного рода, и отложила его в сторону.
Золотая табакерка с эмалями ее не заинтересовала, разве только тем, что хранила запах любимой табачной смеси Джека. После быстрого осмотра она отставила ее и взяла в руки фляжку.
Обычная фляжка. Она легко могла представить себе Джека, делающего последний глоток бренди перед тем, как ринуться в битву. Красивая вещь, плоский сосуд из инкрустированного драгоценными камнями серебра; в нем не было ничего особенного. Она перевернула фляжку, отвинтила крышку и понюхала, но пахло только бренди, и ничем другим.
Она уже собиралась отложить фляжку, когда ее ноготь зацепился за что-то на плоской поверхности. Сердце у нее екнуло. Она принялась вертеть фляжку, исследовать все ее поверхности, проводя по ним пальцем.
Здесь. Почти неощутимый стык. При нажиме ногтем раздался чуть слышный хруст; она продолжала работать ногтем, пока с легким щелчком не откинулась крышечка.
И получила ответ.
Блондинка. С грудями как гранаты, совершенно не скрываемыми бесстыдно-прозрачным батистом ее шемизетки. Выполненная на слоновой кости, великолепная миниатюра овальной формы представляла утонченную красавицу с наивными глазами, на которой почти ничего не было, кроме улыбки. Она напомнила Оливии портрет Эммы Гамильтон кисти Ромни, капризное лицо из света, тело, настраивающее на поэтический лад, волосы цвета солнечных лучей.
Под портретом были слова на прекрасном английском: «Разве не сладок первый плод, любовь моя?»
Так вот какая она, Мими. По всей видимости, вот то, что искал Джек. Оливия смотрела на миниатюру с глубокой тоской.
Но чтобы убедиться окончательно, она встала и отнесла фляжку в комнату Джека. Сержант Харпер поднял на нее глаза, но у нее не было настроения разговаривать. Она просто вложила фляжку в руку Джека, продолжавшую совершать ищущие движения. И увидела, что он сразу успокоился.
Он прижал фляжку к груди и крепко заснул, как если бы почувствовал облегчение. Оливия вышла и закрыла за собой дверь.
В любое другое время Оливия была бы рада помогать леди Кейт принимать визитеров. Она сидела на диване рядом с герцогиней, и перед ней проходили известные и неизвестные визитеры, являвшиеся, чтобы вкусить сплетен и чаю. Леди Аксбридж, примчавшаяся в Бельгию, чтобы быть рядом со своим мужем, приехала вместе с леди Сомерсет; обе женщины были бледны и расстроены: их мужья получили тяжелые ранения. Мистер Криви разделял муки Веллингтона из-за огромных потерь, а Фанни Берни едко высмеивала тех штатских, которые оказались слишком робкими, чтобы остаться в городе.
Каждый посетитель проводил за чаем и мадерой ровно пятнадцать минут. Повар леди Кейт испек горы пирожных и печенья. Лиззи следила за тем, чтобы чай всегда был горячим, а Оливия разливала его по чашкам. Она была рада этому, потому что, занятая делом, могла не участвовать в разговоре. Хорошо, что еще одно место на диване было занято леди Би, так что Джервейс, появление которого было неизбежным, не сможет сесть рядом с ней.
ОН вошел в битком набитый салон вслед за кузеном леди Кейт Дикканом Хиллиардом. Герцогиня просила Диккана прийти, так что его появление не явилось неожиданностью. Он совсем не красавец, думала Оливия, для аристократа у него слишком крупные черты лица. Однако он высокого роста, хорошо сложен, с широким лбом и сильной челюстью, с обманчиво ленивыми серыми глазами под прямыми бровями. У него густые черные волосы, а нос выглядит так, словно был сломан.
Он казался воплощением несуетности и остроумия. Всегда в черном, на фоне которого выделялась лишь золотая цепочка, он легко отодвигал в тень даже златовласого красавца Джервейса.
— Итак, Кэти, — растягивая слова, говорил он, рассматривая Оливию и Грейс в позолоченный монокль, — в вашем маленьком семействе небольшое пополнение. Новенькие представляются мне несколько… ну, скажем… простодушными для вас.
Оливия нашла его занятным, каким и описывала его леди Кейт. Бедная Грейс покраснела, что очень не шло к ней.
Леди Кейт отозвалась не сразу, поскольку слушала страстный шепот пылкого поклонника по имени Томми, которого отличали напомаженные волосы и ярко-желтые панталоны, а потом освободившейся рукой махнула кузену.
— У меня множество недостатков, Диккан, — сказала она. — По счастью, среди них нет лживости. Оливии и Грейс хорошо известны мои грехи.
