— Примчался, — блондинка перед зеркалом приложила к себе платье, — сразу звонишь ей, вообще-то синий цвет мне идет, только вот по длине ни то ни се. — Она бросила платье на стул и занялась туфельками. — Потом даешь ей мой телефон, она звонит и приглашает венчаться, ты порхаешь от счастья, мне ничего не рассказываешь, а обувка-то только на Золушку. — Туфли тоже были отвергнуты. — Предыдущую ночь провел не со мной…
— Кики, мы очень скоро разбогатеем, и ты станешь владелицей замка после падения моей супруги с крепостной стены!
— Но сначала ты все-таки должен стать ее мужем и владельцем замка, а я не очень-то верю в его существование. Все эти твои фигурки… Забавно, конечно, болтать в кафе за ее спиной про Шенонсо на Шере, звонить ей ночью, прикидываясь твоей клиенткой. А как я выковыривала пилочкой для ногтей медную бляшку! — Кики рассмеялась, задорно взъерошив волосы Зигрено. — Сигнализация звонит, туристы в панике…
— А моя самоотверженная Кики лежит, уткнувшись носом в поваленные латы, а сама потихонечку вытаскивает, — он ласково пощекотал Кики под подбородком, — медного всадничка из меча, но до прибытия “скорой” не успевает добыть второго.
Кики потянула Зигрено на себя, и они упали на розовое покрывало, игриво снимая друг с друга одежду.
— Если бы мой котик был порешительнее, а не освободил вместе с другими туристами помещение, оставив свою Кики один на один с охранником, мы забрали бы меч целиком. Там этого ржавого железа навалом, никто и не хватился бы.
— Навалом?
— Навалом, мой котик, а ты сохранил верность своей Кики?
— Было нетрудно, ты сейчас убедишься в этом!
Потом довольная Кики все-таки спросила своего котика, как ему удалось избавиться от красавчика портного.
— Очень вовремя подоспела какая-то его бабенка, и наша старушка Сова сама покинула поле боя. Вот так-то, крошка!
Но крошка еще раз высказала сомнения по поводу иллюзорности замка, ведь даже если замок существует, то у него наверняка есть хозяин или в нем находится музей.
— И очень хорошо, это будет потрясающий судебный процесс! — восторженно сказал Зигрено, ласково гладя лежащую на его костлявой груди головку Кики. — Репортеры, газетчики, телевидение, интервью! Мы сделаемся сверхпопулярными, а популярность — самый ценный капитал.
— Не мы, а ты и твоя Сова.
— Клянусь, как только замок материализуется, никакой Совы не будет и в помине. И только крошка Кики сумеет развеять скорбь безутешного вдовца. А пока не нужно, чтобы нас видели вместе. — Он заботливо натянул на нее одеяло. — Почему ты до сих пор сомневаешься во мне? Я же сумел составить завещание твоего шефа таким образом, что после его смерти все капиталы получила ты, а его деткам не досталось ни су.
Глава 47, в которой Леон просит Жаннет отстать
— Жаннет, отстань! Сколько можно? Дай мне поспать!
Леон проснулся оттого, что кто-то целовал и лизал его лицо. Какая же дрянь, все-таки напоила меня до бесчувствия и уложила с собой, раздраженно подумал он, отпихивая назойливую любовницу, но она почему-то оказалась в шубе и ласково сказала: “Ррра! ”, обдав его запахом псины. Леон потер глаза и зажмурился от неожиданно яркого солнечного света.
Он лежал на телеге, а Трюфо, встав передними лапами на ее край, тянул к нему морду с высунутым языком. Рядом с Леоном, тихонечко присвистывая, похрапывал папаша Пешо. Кузина, добросовестно доставившая телегу к родному двору, смирно стояла в калитке и старательно ощипывала всю зелень с кустов, куда могла дотянуться.
— Проснулся, сынок? Славный денек, ни облачка, — неожиданно бодро произнес папаша Пешо. — Ох и погуляли вчера! — Он уселся на телеге и полез в карман за трубочкой.
— Да уж. — Леон попытался тоже приподняться и сесть. Но вдруг его замутило, перед глазами поплыли пятна, а от привкуса во рту чуть не вывернуло наизнанку. Пожалуй, он не надирался так со студенческой скамьи. И Леон снова повалился на спину.
Пешо выпустил из трубки голубоватый вонючий дымок и сочувственно поинтересовался:
— Встать не можешь? Ты лежи, я тебе сейчас стаканчик полечиться принесу. Выпрягу Кузину, напою, курам, скотине корму задам, а ты отдыхай, мы потом с тобой телегу через ворота закатим. Слышь, скотина голодная ревет, эк я с тобой до солнца заспался…
Старик слез с телеги и засуетился, распрягая Кузину.
— Дед, а как я оказался в твоей телеге? — Леон усилием воли заставил себя принять вертикальное положение, но добраться до калитки смог, только держась за изгородь.
— Говорят тебе, лежи, значит, лежи, какой я тебе дед, тоже мне, внучок нашелся, — недовольно заворчал папаша Пешо, взваливая на себя Леона, а освобожденная от упряжи Кузина неспешно побрела к своему сараю. — Как оказался, так и оказался, почем я знаю? Я после праздника городских в гостиницу отвозил, им на автобусе неинтересно, им лошадь подавай! — В доме Пешо сгрузил Леона на кровать и протянул стакан вина. — На, сразу полегчает.
— Ты не про туристов, ты про меня. — От вина противный привкус во рту пропал, но голова и веки налились еще большей тяжестью.
— Что про тебя? Про тебя я ничего не знаю, только сдается мне, что ты свою пигалицу где-то потерял. Точно? Ты не жалей, ты в сто раз лучше сыщешь! На что тебе маленькая да очкастая?
Да что ты, папаша Пешо, понимаешь в женщинах! — хотел воскликнуть Леон, но у него не было сил на такую длинную фразу и на дальнейшие беседы, поэтому он снова спросил:
— Как я оказался в твоей телеге?
— Вот заладил! — Папаша Пешо всплеснул руками. — В телеге-то я тебя нашел, потому и не знаю, что с тобой прежде было. Ты много-то не пей, развезет. Я с туристами освежился, думаю, домой ехать надо, иду к телеге, а в ней ты лежишь, накидкой прикрыт. В стеганой куртке, в рубахе, но вроде как без штанов. Я получше пригляделся, нет, в штанах, только больно чудных, вроде чулок, и полосатых. Ну тогда я и вспомнил, как ты со своей пигалицей в маскерадных костюмах отплясывал… Ты чего, заснул сызнова, что ли? Спи, а мне по хозяйству надо…
От стариковской болтовни Леон действительно задремал, но мучительное похмелье не давало заснуть по-настоящему. И даже не переизбыток алкоголя в организме, а переизбыток чувств и событий последних трех дней. Он то проклинал наглую Жаннет, то принимался корить себя за мальчишество по отношению к Катрин, то неожиданно до слез желал ее… Потом почему-то в памяти всплыли вчерашний разговор с Зигрено и фигурка-“вассал” в его руке. И сразу, словно на мониторе компьютера, перед глазами возникли строки: “На правом берегу Туэ, близ Пуату с Анжу… Тишайший дю Белле… оружие”…
