— По-моему, это было бы… неуместно.
— Ах, вот как!
Ночной воздух вдруг сделался ледяным.
— Тайрен, вдруг Синди завтра проснется рано и увидит нас вместе? Она может… — Она может размечтаться о будущем в этом доме, как ее мать, мысленно закончила Дженна.
— Я все понял. — Тайрен подхватил свою футболку и подошел к двери в свою комнату. — Спокойной ночи! — крикнул он через плечо и скрылся внутри.
Она опять была одна. И опять смотрела ему вслед. Ну почему она опять не сказала Тайрену, из-за чего она уехала тогда? Ведь это сразу бы все расставило на свои места. Да, но тогда останется только один виноватый во всем: ее отец, Рандольф Фарсон. И что? Почему она до сих пор защищает отца, который был так бездумно жесток с ней, с Тайреном, с Кири?
— Спокойной ночи… — прошептала она вслед Тайрену. Но он, конечно, ее не услышал.
Тайрен напряженно вслушивался. Дженна разговаривала со своим отцом по телефону. Она не знала, что он здесь, и это было даже лучше. В семь утра она зашумела на кухне. Он не спал всю ночь, а потому сидел на веранде и смотрел, как восходит солнце. И только когда она начала разговаривать, он придвинулся ближе вместе с креслом. Да, подслушивать не слишком хорошо, но сейчас ему необходимо было знать, о чем Дженна станет разговаривать с Рандольфом Фарсоном…
— Я хочу знать правду, папа.
Тайрен чуть не захохотал вслух. Да этот человек понятия не имеет, что такое правда!
— Я уже поняла, что Синди была усталой и хотела домой, — услышал он голос Дженны, и голос весьма гневный. — Но я спокойно подождала бы еще пару минут. Я бы выслушала все, что ты собирался мне сказать.
Тайрен встал и осторожно заглянул в окно кухни. Ее заливало солнце, а посередине на стуле сидела Дженна и выглядела очень неважно. Кажется, она тоже не спала ночью, под глазами у нее залегли синие тени, лицо осунулось. Внезапно Тайрену до боли захотелось прижать ее к себе, утешить, поцелуем прогнать тоску. Он стиснул кулаки. Не время.
— Но почему? — спросила Дженна после напряженного молчания. — Почему ты их выгнал?
Тайрен остолбенел. Она не знала, действительно не знала. А Рандольф сказал ей это. Рандольф действительно сказал ей правду сейчас…
— И ты надеешься, что я поверю в то, что ты изменился? — почти выкрикнула Дженна. — Что вдруг через столько лет отрекся от своих расистских предрассудков? Что ты раскаиваешься в том, что сделал?
Тайрен почувствовал, как его злость начала проходить, когда он услышал боль в голосе Дженны. Но он ненавидел себя за свою мягкость и ненавидел Рандольфа Фарсона за то, что тот разрушил их общую жизнь.
Он не хотел больше ничего слышать об этом. Ни настойчивых вопросов Дженны, ни ответов старика. Он хотел сейчас только одного: закрыться у себя в кабинете и — в работу с головой. Но через кухню он пройти не мог — там была Дженна, придется обходить вокруг дома.
Он направился к главному входу… и тут услышал, как сзади распахнулась кухонная дверь.
— Тайрен?
Слишком поздно. Он обернулся. Ее глаза были красными, лицо — напряженным.
— Ты все слышал?
Он кивнул молча. Наверняка начнет упрекать.
Но упрекать она не стала. Вместо этого она вышла из кухни и с тяжелым вздохом опустилась в кресло, в то самое, в котором он только что сидел.
— Я очень сожалею, — сказала Дженна после непродолжительной паузы.
— О чем?
— Обо всем. О лжи, о молчании и о том, что мой отец сделал тебе и Кири. Это…
— Это уже в прошлом, — отмахнулся Тайрен.
— Нет, — настойчиво возразила Дженна. — Не в прошлом. Ни между тобой и мной, и ни между тобой и им.
Ей почти отказывал голос, а ее взгляд был таким же молящим, как и прошлой ночью, только совсем по другой причине. Тайрен пригладил волосы. Неважно, что он там чувствует к Дженне, но он не допустит, чтобы она вновь ослабила его волю.
— Я никогда не прощу его, если ты к этому клонишь, — резко сказал он.
— А меня? — Ее голос дрожал.
— Дженна… — Ему было больно смотреть в ее уставшие глаза.
— Привет, мамочка! Привет, Тайрен!
Его самая любимая в мире дочка выпорхнула из двери. И огромными глазищами уставилась на Дженну. Ни в коем случае Синди не должна почувствовать между ними напряжения. Он заставил себя широко улыбнуться.
— Доброе утро, Маленькое Солнышко.
Она стремглав бросилась к нему, словно знала точно, чья она дочь.
— Я хочу сегодня опять на озеро! — потребовала девочка.
— На озеро? Хорошо. — Отказать ей он не мог. Как в свое время ее матери…
— Я хочу играть с лягушками!
Дженна поднялась с кресла и тоже изобразила улыбку.
— После обеда я схожу с тобой на озеро, Синди.
— Нет, — торопливо произнес Тайрен, поднял дочку на руки и прижал к себе. — Мы пойдем на озеро все втроем. А еще мы пойдем в мою деревню.
Малышка защебетала от радости и спрятала личико на его груди.
Сначала они втроем искупались в озере, как и обещал Тайрен, а потом отправились в Тириоку.
В деревне Синди сунула свой нос абсолютно во все дома и закоулки, пощупала все корзины и лодки, побегала наперегонки с ребятишками. Наконец она проголодалась и согласилась устроить пикник. Они вернулись на озеро. Берега Райской чаши по-прежнему были полны жизнью, но солнце скрылось за облаками.
— Скоро будет дождь.
— Откуда ты знаешь, мамочка?
Все трое сидели под раскидистым деревом. Темно-серые тучи бежали по небу. У ног — корзина с недоеденными сандвичами и пустыми бутылками.
— Тайрен научил меня разбираться в облаках, — лукаво улыбнувшись, объяснила Дженна.
Синди округлила глаза и повернулась к Тайрену.
— А как?
— Посмотри на небо, — сказал он, показывая на толстую тучу. — Видишь серые черточки?
Она кивнула заинтересованно.
— Это дождь, — объяснил Тайрен.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Синди.
— От бабушки. А ее научили ее предки.
— Я тоже хочу предков, — заявила Синди.
— А у тебя есть, мое солнышко, — сказала Дженна. — Марта и… дедушка.
Синди схватила Тайрена за руку.
— А у тебя сколько предков?
— Много, сотни, наверное. — Тайрен серьезно посмотрел в глаза дочери. — Эта деревня — деревня моего народа, моего племени. Здесь жили мои предки, здесь мой дом. И здесь должны жить мои потомки. Это земля моего народа, так будет всегда.
— Я тоже хочу много предков и свой народ! — заявила Синди.
— Ну, — заулыбался он, — можешь взять моих, Маленькое Солнышко.
— Правда?
Тайрен бросил многозначительный взгляд на Дженну.
