— Очень просто, — сквозь слезы призналась я. И пока его добрая, ласковая рука гладила меня по голове, я испытала странное чувство умиротворения, душа обрела гармонию и покой, о существовании которых я раньше и не подозревала. Я даже не осознавала важность всего того, что он рассказал мне, только поняла, что я уже не просто Вера Роуланд — маленькая никто, я стала внучкой сэра Джеймса Халбертсона, но была слишком ошеломлена, чтобы осознать это. Кроме того, меня абсолютно не интересовала материальная сторона дела. Факт, что я обрела деда, захватил мое воображение не меньше, чем его собственное.
— Моя малышка, — повторял он снова и снова, — теперь, когда я нашел тебя, у меня появился смысл жизни. У тебя будет все, что должно было принадлежать Хью. Твое имя будет Халбертсон по закону, и в один прекрасный день ты получишь этот дом. Ты не такая, как Хьюго. Это видно с первого взгляда. Он был сумасшедший, мой сын, такой бесшабашный! Он причинял боль и себе, и всем вокруг, но ты никому не сделаешь больно.
— Пожалуйста, живи ради меня, — задыхалась я. — Теперь ты просто обязан поправиться, дедушка.
Я подняла голову и до смерти перепугалась: старик откинулся на подушки, и глаза его были закрыты. На какой-то невыносимо страшный миг мне показалось, что он умер, что я обрела своего деда, только чтобы снова потерять его. Я вскочила на ноги и с криками понеслась по коридору, призывая старую Элис. Если потребовалось бы, я даже была готова взломать дверь мисс Форрестер, чтобы вызвать доктора. Но буквально через несколько шагов я лицом к лицу столкнулась с ней самой: Рейчел разъяренно, но в то же время с тревогой смотрела на меня.
— Что ты делаешь? — потребовала она. — Да как ты смела войти в комнату сэра Джеймса?!
Я прервала ее тираду:
— Идите к нему, быстрее, он умирает! Ради бога! Сделайте же что-нибудь…
В глазах сиделки загорелся странный огонек.
— Идиотка, — буркнула она, оттолкнула меня и понеслась в спальню моего деда.
— Господи боже мой! — воскликнула мать, когда я закончила свои излияния. Она оперлась локтями на обеденный стол и закрыла лицо руками.
Мне стало жаль маму. Было ужасно видеть, как гордая, несгибаемая женщина может вот так запросто сломаться. Я прижалась щекой к ее затылку:
— Не плачь, мамочка, дорогая! Не расстраивайся ты так! Знаю, что ослушалась тебя, прокравшись в комнату сэра Джеймса. Но что-то будто тянуло меня туда, прямо-таки заставило меня сделать это. Я была не в силах противостоять.
Мама подняла голову, и я увидела, что слез нет и в помине, только все лицо перекошено, губы сжаты и она кусает их, как будто пытается изо всех сил сдержаться. Даже в такой момент она не могла позволить себе расслабиться и заплакать.
— Зачем называешь его сэр Джеймс? Почему не дедушка? — Горечь потоком лилась вместе со словами.
Я отшатнулась от нее, вся теплота и жалость по отношению к этой женщине испарились без следа.
— Ладно. Ну, навестила я своего дедушку, и что в этом такого? Вот что действительно хотелось бы знать, почему так долго все скрывали от меня этот факт?
— Так было лучше… — резко ответила мать. — И даже теперь я не собираюсь выкладывать тебе всю правду.
— Но ты должна! — возмутилась я. — Я имею право знать!
— А я имею право молчать, если захочу.
Я постаралась успокоиться:
— Уверена, что все это до сих пор ранит тебя, мама, а я не хочу добавить новой боли. Но ведь моим отцом действительно был Хьюго Халбертсон, не так ли? Дедушка рассказал мне. И я видела фото — мы просто одно лицо.
— Так и было, — буркнула мать.
— Теперь я начинаю понимать, почему ты никогда не любила меня! — набросилась я на нее. — Я твой ребенок, но и его тоже, мы — как две капли воды, а ты его ненавидела. Это же очевидно!
Она глянула на меня, встала, подошла к окну и принялась разглядывать проклятое озеро, такое тихое и безмятежное в этот день.
— Да. Бог знает, как ты похожа на него. Но ты сильнее. Он был слабак, тщеславный и жестокий. Ты ни то ни другое. Ты можешь быть такой милой. Но ты не позволяешь руководить собой, не поддаешься влиянию. И в этом ты в корне отличаешься от него. Он всегда попадал под влияние дурных людей. Даже в Кембридже он попал в руки худшей из женщин. Выбирал друзей из самых ненадежных студентов. Может, это все деньги, у него было их слишком много в те времена. Мать избаловала его. Но его поведение отвратило от него даже ее — как и меня потом, а из твоего деда ее высочество всегда веревки вила. Что бы он ни чувствовал по отношению к сыну, для сэра Джеймса это был отрезанный ломоть — и ты, когда родилась, тоже, — потому что таково было желание ее высочества.
— Мама, — мягко проговорила я, — прошу тебя, иди сюда, сядь и расскажи мне все. Облегчи свою душу. Давай не будем враждовать только из-за того, что я напоминаю тебе бедного папочку.
Она резко развернулась, ее прямо-таки трясло от едва сдерживаемых эмоций.
— Бедный папочка! Жалеешь его, а ведь не знаешь, что он со мной сделал!
— Вот и расскажи! — повторила я. — Как я могу любить его? Ничего подобного, уверяю тебя, мама. Это всего лишь любопытство и естественное желание любой девчонки знать все о своих родителях. Ты единственный человек на земле, которого я хочу понимать и любить, но ты же не позволяешь мне, мама!
Она снова отвернулась. Я наблюдала за тем, как она в сомнении грызла костяшки пальцев.
— Ладно, все равно все выплыло наружу, и не знаю даже, к чему теперь это приведет, — решилась она наконец. — Только оставь меня в покое, не вытягивай ты из меня прошлое. Двадцать лет я пыталась забыть обо всем — с тех самых пор, как ты родилась.
Я отогнала от себя поднявшую было голову симпатию.
— Извини меня, мама, но было бы правильней рассказать мне все. Я должна это знать, — проговорила я со всем упорством, на которое только была способна. И в тот же момент, как наяву, услышала слова Лоренса Бракнелла, сказанные им в гостиной Хенсонов: «Ты изменилась… Я с трудом узнаю тебя…»
Я и сама себя с трудом узнавала. Я всегда была упрямой, но никогда — бессердечной. Череда событий, произошедших в Большой Сторожке, мистика, тени ужаса и смерти — все это разрушило мою наивность и молодость.
Теперь настал черед матери.
— Твой дружок, Лоренс Бракнелл, не особо обрадуется всему этому, ты так не думаешь? Будет опасаться, что сэр Джеймс признает тебя публично и перепишет завещание.
Да, именно на это и намекал мне сэр Джеймс. В тот момент я ничего не соображала и не осознала всю важность происходящего, но теперь стало очевидным, какие это может вызвать последствия и сколько бед принести. Лоренс был внучатым племянником и, как ожидалось, наследником. Я была внучкой — но незаконной. Бедному милому старику нельзя было позволить изменить завещание! Одна мысль об этом наполняла меня ужасом.
