И тут я почувствовала, как рука Лоренса легла на мое плечо. Даже через платье я ощущала жар, исходящий от нее. Мысли путались, и я была уверена только в одном — как безнадежно и бесповоротно люблю этого человека.
— Потерпи, бедная маленькая Вера! — сказал он, но я сбросила его руку со своего плеча.
— Мне не нужна твоя жалость! — вспыхнула я, но он лишь улыбнулся в ответ. Его забавляли мои детские выходки. Откуда ему было знать, что я просто пытаюсь скрыть свои истинные чувства. Мне хотелось броситься в его объятия и признаться, что ничто не имеет для меня значения, лишь бы он был рядом и я иногда, хоть изредка, могла слышать его голос и видеть его.
И тут я вспомнила, что сказала мне мать как раз перед самым его появлением: «Твой дружок, Лоренс Бракнелл, не особо обрадуется всему этому… Будет опасаться, что сэр Джеймс признает тебя публично и переделает завещание».
Как обычно, не подумав, я дико взглянула на Лоренса и выпалила:
— Мама расстраивается главным образом из-за того, что теперь дедушка может признать меня и что ты… — Я замолчала, ошарашенная своей бестактностью.
Но Лоренс быстро сообразил, что за слова чуть не сорвались у меня с языка. Лицо его ожесточилось, доброжелательность как рукой сняло. Он снова превратился в высокомерного Лоренса, с которым невозможно было нормально общаться и который пугал меня даже в те минуты, когда был особенно очарователен.
— Не думаю, что нам стоит обсуждать эту сторону вопроса, Вера, — отрезал он, — и если хочешь знать, меня это мало волнует. Мой прадядушка должен поступить с тобой по справедливости.
Он развернулся и направился к выходу. Меня вдруг охватил животный страх, что Лоренс уходит не просто из этой комнаты, а от меня…
— Лоренс, постой! Погоди, скажи, что мы останемся друзьями, что ты не возненавидишь меня только потому, что… — И я снова беспомощно замолчала.
Он повернулся ко мне, и легкая улыбка коснулась его губ, хотя я и не была точно уверена, что ее вызвало. Может, простая любезность, а может, жалость — или вообще, безразличие. Я не знаю. Что угодно, подумала я, только не безразличие!
— Мне так жаль, что я вообще зашла в комнату деда. Так жаль! — выпалила я и отвернулась от Лоренса, очень уж не хотелось, чтобы он увидел, как горькие слезы застилают мне глаза. Ничего не различая вокруг, я затушила окурок в пепельнице на столе мамы.
— Да ладно тебе, Вера, не впадай в другую крайность, — холодно произнес Лоренс. — Уверен, все обернется как нельзя лучше и тебе не придется сожалеть о сделанном. Не сомневаюсь, ты доставишь прадядюшке много счастливых минут. Тебя прятали от него только потому, что так хотела тетя Грейс. Она была безжалостной женщиной, а дядя был игрушкой в ее руках вплоть до самой ее смерти. Но он любил своего сына. Насколько я помню, они оба с ума по нему сходили, и от этого им было еще больнее узнать про его дурные наклонности и беспринципное поведение. Вы с ним и вправду как две капли воды. Я подумал об этом сразу же, как только увидел тебя.
— Так ты все это время знал?
— Да, знал, — признался он, но слишком уж тихо и, как мне показалось, без особой радости.
— Так почему же ты не сказал мне прямо, что я — дочь Хьюго Халбертсона?
— Потому что я не имел права. Я поклялся твоей матери. Но были и другие причины… — Последние слова дались ему с большим трудом.
— Я уже по горло сыта всеми этими тайнами! Попрошу мать — пусть упакует вещи и заберет меня отсюда, лучше уж нам уехать из Большой Сторожки!
— Не делай этого, Вера, — поспешно вставил Лоренс. — Теперь достаточно причин, чтобы ты осталась в замке. Ты можешь понадобиться своему деду.
Но не тебе, подумала я. Наверное, ты теперь меня ненавидишь. О! Я должна быть уверена в том, что дедушка не изменит завещание. Лоренс должен остаться для него на первом месте.
— Мне пора, Вера, — сказал он. — Мы вскоре снова увидимся и поговорим. И помни — ты нужна ему.
Я кивнула. Сама чувствовала, что это так.
— Пойдешь наверх к дедушке?
Он вздрогнул, потом рассмеялся:
— Так странно слышать это слово из твоих уст.
— Ты возненавидишь меня, если он слишком сильно привяжется ко мне, так ведь, Лоренс? — начала я, охваченная дикими, неуправляемыми эмоциями.
Теперь он схватил меня за запястья и как следует тряхнул:
— Хватит инсинуаций! Мы с тобой станем заклятыми врагами, если я еще хоть раз услышу от тебя нечто подобное.
И тут, к своему ужасу, я наклонилась и поцеловала его руку.
— Прости меня, я с ума схожу. Все слишком невероятно. О Лоренс, прошу тебя, останься моим другом!
Повисла тишина. Он отшатнулся от меня, и я видела, как на его лице отразилось огромное удивление. Он перевел взгляд на руку, которой только что коснулись мои губы. Я видела, как румянец разливается под загорелой кожей.
— Почему ты сделала это? — хрипло прошептал он.
Я чувствовала себя растерянно и ужасно глупо, так что даже не могла найтись с ответом. Не стоит и говорить, как я хотела, чтобы этого никогда не произошло, чтобы я не выдала себя с головой вот так, запросто. Но к моему удивлению, в ответ он взял мою руку и поцеловал меня в ладонь.
— Мне следовало сделать это первому, — сказал он, — но все равно спасибо. Ты такая милая, Вера. Даже слишком.
Он развернулся и быстро вышел из комнаты, и я услышала, как хлопнула большая зеленая дверь, отделяющая нашу половину от всего остального дома.
Я едва могла дышать, так быстро билось мое сердце. Он поцеловал мне руку в ответ на мой жест и назвал меня милой… слишком милой. Что бы это значило? Да ничего конечно же… Просто порыв благородства — постараться загладить мой неуместный поступок, не дать мне почувствовать себя дурой.
Я побежала в мамину спальню. Она вовсе не рыдала, уткнувшись в подушки, а тихо сидела у окна в своем любимом кресле-качалке и шила, как это частенько бывало, когда я заходила к ней. И лицо ее тоже, как обычно, ничего не выражало, не было и намека на то, в каком состоянии она только что выбежала из комнаты. Мама полностью обрела над собой контроль. Она посмотрела на меня так, будто была удивлена тому, что я вся горю, но никак не прокомментировала это, а только сказала:
— Садись, Вера. Сюда на кровать. Думаю, что все же надо тебе кое-что рассказать. Я передумала. Наверное, время пришло. Пора тебе узнать кое-что о своем отце.
Вот так я и все узнала.
Мама попросила не прерывать ее, а просто внимательно слушать, проявить терпение и понимание. Я прикурила сигарету — боюсь, это уже вошло в привычку, и мама удивленно наблюдала за мной, но ничего не сказала. Откинувшись на спинку своего кресла-качалки, ни разу не взглянув на меня, бесстрастным голосом она заполняла пробелы в моих знаниях и объясняла свое отношение, но ни разу не сослалась на настоящее. Вся история касалась только прошлого.
