— Она скоро приедет. Накопилось множество бумаг, которые нужно рассмотреть и принять по ним решения.
— Понятно, — невозмутимо ответила Одри, стараясь скрыть разочарование. — Пойду разбирать вещи.
Он с отсутствующим видом кивнул, размышляя о своей работе.
Патриция была еще более красивой, чем казалось Одри. Кроме того, она была очень вежлива. Эту женщину нельзя было назвать недружелюбной, но всем своим видом она явно старалась подчеркнуть собственное превосходство. Высокопоставленная ученая дама, к тому же прекрасно говорящая по-английски.
Она светски улыбнулась Одри, спросила, как здоровье Эмили и Рико, извинилась за вторжение, зачем-то принялась объяснять, какой важный человек синьор Маричелли и сколько у них накопилось срочной работы. Затем она склонилась над столом, глядя через голову Витторио на разложенные документы и положив ему на плечо изящную руку. Дыхание Патриции касалось его волос, и у Одри сводило живот от ревности.
Одри пошла на кухню и сварила себе кофе. Затем распаковывала дорожную сумку, смотрела телевизор, читала журнал, затем книгу. В одиннадцать Одри отправилась спать, а они даже не заметили ее ухода.
На следующее утро Патриция приехала с новой кипой бумаг. Витторио скорчил унылую гримасу, и на этом все кончилось. Они снова сидели голова к голове, и Одри с трудом выносила это зрелище.
Естественно, говорили они на итальянском, которого Одри не понимала, впрочем, если бы она и знала язык, то все равно не поняла бы ни слова. То же самое повторялось изо дня в день, постепенно между Одри и Витторио образовалась пропасть, и она не знала, как ее преодолеть.
Маричелли становился нетерпеливым и раздражительным, впрочем, она тоже. Заметив, что Витторио раскидал бумаги по только что убранной гостиной, она сердито спросила:
— Что ты ищешь?
— Документы.
— Какие документы? Витторио, какие документы? — ворчливо переспросила она, но он промолчал и принялся вытряхивать на пол содержимое ящиков письменного стола.
— Мой отзыв, — с досадой пробормотал он. — Я хочу, чтобы ты ничего здесь не трогала.
— Я и не трогала!
— Не надо здесь убирать! Я уже говорил тебе! Не думал, что ты так помешана на чистоте…
— Ни на что другое у меня не остается времени! Я целыми днями убираю за тобой и Патрицией!
Она вовсе не хотела произносить имя этой женщины с такой злобой, это получилось само собой, тем не менее, Одри ничуть не удивилась, когда Витторио бросил на нее недовольный взгляд, выпрямился и с достоинством сказал:
— Мы с Патрицией коллеги, только и всего. Я прошу прощения за то, что уделял тебе мало внимания. Просто у меня слишком много дел. Еще несколько дней, и я надеюсь, что все войдет в обычную колею. Пожалуйста, Одри, не будь такой… сварливой!
— Я не сварливая, — пробормотала она, прекрасно понимая, что Витторио прав. — Куда ты? — испуганно спросила она, когда Маричелли направился к входной двери.
— На совещание. Я недолго.
— А как же твои бумаги?
— Придется идти без них. Увидимся вечером.
Вечером… Держи карман шире, с досадой подумала она.
Стыдясь своего плохого характера, Одри пыталась быть ласковой и терпеливой, но она слишком много времени проводила в одиночестве, Витторио пропадал на раскопках или допоздна засиживался в институте, или ездил к высокому начальству. Это лишало Одри душевного равновесия и заставляло испытывать жгучую ревность.
Раньше она никогда не ревновала и даже не знала, что это такое. Иногда он не ложился в постель до двух-трех часов ночи, и ей приходилось притворяться спящей. Время от времени они занимались любовью, но совсем не так, как прежде.
В пятницу, спустя неделю после их возвращения в Рим, Витторио пришел домой пораньше и торжественно преподнес Одри огромный букет.
— Я бессовестно пренебрегал тобой, дорогая.
— Я все понимаю, — пробормотала она и с ужасом услышала в собственном голосе лживую нотку.
— В самом деле? — мягко спросил он.
— Да. — Одри пришлось отвернуться. Она чувствовала себя виноватой, что сомневалась в нем, что ревновала его, и злилась на Витторио за унижение.
— Ты уже звонила матери и Рико?
— Да.
Они созванивались каждый день. Родители уехали в маленький пансион, расположенный на южном побережье, чтобы отдохнуть и восстановить силы перед долгой и мучительной процедурой пересадки кожи. Пора возвращаться домой, с грустью подумала Одри.
— Как у них дела?
— Нормально. Итак, куда мы идем? На прием в институт?
— Нет. Я хочу выполнить одно старое обещание.
— Обещание?
— Да. Сводить тебя к «Хасслеру».
— О… Может, не надо?
— Надо, Одри. Или ты не хочешь?
— Конечно, хочу.
— Тогда у тебя есть три часа на то, чтобы довести свою красоту до совершенства.
Стать такой же красавицей, как Патриция? — подумала Одри. Она деланно улыбнулась, поблагодарила Витторио за цветы, встала на цыпочки, чтобы поцеловать его, и поняла, что ей хочется плакать.
— Поставь цветы в воду. Я пошел в душ.
— Витторио…
Он оглянулся, вероятно, что-то в ее голосе и позе насторожило его, потому что Витторио перестал улыбаться и нахмурился. Этот взгляд заставил Одри испытать приступ непростительной трусости.
— Нет, ничего, — пробормотала она, сочтя за благо промолчать. — И насколько шикарно я должна выглядеть?
Он улыбнулся одними губами.
— Как можно шикарнее.
Чувствуя себя неуверенно и нерешительно, понимая, что они отдаляются друг от друга, но не зная, как с этим бороться, Одри взяла вазу и отправилась на кухню.
Когда она сама приняла душ, то обнаружила на туалетном столике изысканное кружевное белье, пояс с резинками и чулки. Все это купил Витторио — ведь она не привезла с собой никаких нарядов и ему, наверное, уже осточертели ее джинсы. Сидя перед зеркалом, она высушила волосы, а затем собрала длинные шелковистые пряди в причудливый узел на макушке.
Когда оба были готовы, они встали бок о бок и посмотрелись в зеркало. Пара была красивая. Вечерний костюм сидел на Витторио безупречно. Ну что, ты довольна? — скрывая боль, спросила себя Одри. Маричелли выглядел потрясающе.
— Знаешь, — тихо сказала она, — ты похож на Антиноя, любимца императора Адриана…
Он слегка улыбнулся.
— Но у меня нет противоестественных наклонностей, как у него.
— Слава богу.
— Ты поразительно хороша.
— Спасибо.
Так же, как Патриция? — снова подумала она.
Витторио повернулся к ней, провел пальцем по узкому красному канту на декольте и рукавах ее черного платья, которое она купила днем по его просьбе, и коснулся большой красной пуговицы на талии.
