— Да. А завтра мы снова поедем на озеро, выключим телефон и весь уик-энд проведем в постели.
Одри смотрела в глаза возлюбленного и таяла от любви, страсти и желания.
— Хорошая мысль, — еле слышно одобрила она.
— Но сегодня…
— Да, — подхватила Одри. — Сегодня.
Они улыбнулись друг другу, Витторио нашел ключ, открыл дверь… и обнаружил за ней Патрицию.
Он был взбешен, раздражен, но ничуть не удивлен — в том числе и тем, каким образом Патриция умудрилась попасть в его квартиру.
— Что на этот раз? — с досадой спросил он.
В ответ раздалась яростная итальянская скороговорка. Патриция, обычно такая невозмутимая, казалось, вышла из себя. Она посмотрела на Одри, холодно кивнула, а затем снова перевела взгляд на Витторио. Тот покачал головой, что-то пробурчал себе под нос и заторопился в спальню. Не обращая внимания на Патрицию, Одри бросилась за ним.
— Что? — требовательно спросила она. — Что случилось?
Снимая вечерний костюм и облачаясь в джинсы и рабочую рубашку, он быстро и недовольно объяснил:
— Какой-то ненормальный забрался в один из моих тоннелей. Одри, прости, но мне надо идти. Я не могу позволить любителям копаться в античных развалинах!
— И что, никто другой не может заняться этим?
— Увы, нет. Я уйду всего на пару часов.
— Значит, Патриции достаточно поманить пальцем, чтобы ты забыл обо всем на свете?
Он застыл на месте, а потом медленно сказал:
— Да, Одри. Стоит Патриции поманить пальцем, и я сорвусь с места. Потому что, — с нажимом добавил Витторио, — она обращается ко мне только в случае, когда возникает крайняя необходимость. Она коллега — и весьма уважаемый коллега, который делит со мной ответственность за судьбу раскопок. Думаешь, мне хочется уезжать?
— Да, — тихо сказала она. — Именно так я и думаю.
Он долго и пристально смотрел на Одри, затем подошел и погладил ее по щеке. Обиженная, она невольно отшатнулась… а потом стало слишком поздно: лицо Витторио стало каменным. Он повернулся и сорвал с вешалки куртку.
Одри протянула к нему руку, молча прося прощения, но Витторио уже не видел этого жеста. Она бессильно опустилась на край кровати и произнесла слова, от которых зависело все:
— Значит, я могу отправляться домой?
Он злобно чертыхнулся, не переставая выворачивать карманы вечернего костюма.
— Этого я от тебя не ожидал. Сама знаешь, что говоришь глупости.
— Значит, ты считаешь меня дурой?
— Сейчас — да. Как большинство женщин, в минуту досады ты даешь волю языку. Это опасная игра, Одри!
— Я вижу, ты хорошо знаешь женщин.
— Да. И лишний раз убедился в этом на твоем примере. Ты ждала, что ради тебя я откажусь от своей работы? Ждала, что я брошу карьеру, любимое дело только потому, что оно вызывает у тебя недовольство и раздражение? Думаешь, я это позволю? Не выйдет, Одри. Мы продолжим этот разговор, но не сейчас. Сейчас у меня нет на него времени.
— У тебя никогда нет времени.
Маричелли сурово кивнул.
Она разозлила его, вместо того чтобы понять или хотя бы притвориться, что поняла… Надо было остановиться, но Одри уже понесло.
— Значит, это был просто антракт, Витторио? — тихо спросила она.
— Что?
— Видишь ли, я не знаю, чего ты от меня ждешь, не знаю, как мне вести себя, и я немного устала от соперничества с Патрицией и ее… авторитетом…
— Это не соперничество.
— В самом деле?
— Нет, и если ты считаешь по-другому, то тебе следует серьезно подумать, как жить дальше.
— Да. Поэтому мне, наверное, лучше уехать домой?
После слов, сказанных Витторио в такси, Одри надеялась, молилась и отчаянно ждала, что Маричелли станет отговаривать ее или хотя бы спросит, когда она вернется. Услышанное потрясло ее.
— Да. — Он схватил ключи и вышел.
Неужели какая-то женщина надеялась, что ради нее он откажется от работы? Но Одри вовсе не хотела этого. И вообще не хотела, чтобы так получилось. Значит, она и впрямь вела себя как избалованный ребенок? И все испортила. Но она боялась потерять Витторио… так же, как когда-то потеряла Кевина. И собственными руками сделала именно то, чего боялась.
Она услышала негромкий хлопок входной двери. Что делать? Как окликнуть Витторио, если рядом с ним Патриция? Чего ты ждала, Одри? — спросила она себя. — Что он будет уверять тебя в безграничной любви? Нет, этого она не ждала. А если так, следовало помалкивать. Надо было посочувствовать ему, пожалеть… Будь у нее голова на плечах, она именно так бы и поступила.
Ох, Одри, Одри, и когда ты научишься держать язык за зубами? Если бы Витторио вернулся, она извинилась бы. Возможно, тогда он сказал бы те слова, которых она ждала.
Как ты дошла до такой жизни? — грустно подумала Одри. Следовало либо собирать вещи и уезжать, либо оставаться, но не раскисать, а бороться за свою любовь. Она положила сумочку на туалетный столик и начала раздеваться.
Теперь самое главное выяснить, как он к ней относится. Придется спросить. Когда Витторио вернется, они сядут и обо всем поговорят. Может быть, обсудят планы на будущее, если Витторио действительно любит ее. Она бы стала учиться итальянскому, а может быть, и археологии… А вдруг Витторио не захочет, чтобы она училась? В этом и заключалась трудность: Одри не знала, чего именно он хочет, а спрашивать, учитывая печальный опыт с Кевином, боялась.
Когда Одри задала этот вопрос Кевину, он удивился. Как будто она должна была знать все сама. Тогда она принялась умолять… и он испугался. Неужели Витторио тоже испугается?
Она считала, что умеет держать себя в руках и не боится спрашивать — чаще всего очень настойчиво, — когда не знает ответа, но сейчас не могла на это решиться. Не потому ли, что боялась? А если бы он сказал «нет», что тогда? Ничего. Наконец научилась бы уму-разуму, только и всего…
Она не сомкнула глаз, боясь уснуть и не услышать возвращения Витторио. Еще не было восьми, когда открылась входная дверь. Одри поспешно встала, надела халат и заторопилась навстречу, твердо зная, что именно следует сказать. Но это был не Витторио, а Патриция, элегантная даже в джинсах и куртке.
Захваченная врасплох, Одри затянула потуже пояс халата и молча смотрела на гостью.
Патриция улыбнулась.
— Витторио попросил меня заехать и передать, что он задержится еще на два часа.
— Да, спасибо, — кивнула Одри, не понимавшая, что происходит. Витторио волновался, что она будет беспокоиться? Или прислал Патрицию, чтобы предотвратить еще одну ссору? — Хотите кофе? Или предпочитаете что-нибудь другое?
— Кофе, пожалуйста. Я бы хотела с вами поговорить.
