— Мы не можем прибегать к сексу каждый раз, как у нас случается размолвка.
Его руки двигались вверх по ее телу, пока не достигли шеи.
— Можем.
Ее тело снова было готово предать ее.
— Ты слышал, что я сказала Кристен?
Он отпустил ее и отступил на шаг.
— Что я хочу еще детей.
Макс вернулся к столу.
— Я не хотела, чтобы ты об этом знал.
Красный шар влетел в лузу, не задев створы.
— Я хочу детей, но только гипотетически.
Он забил еще шар и перешел к следующему. Джиллиан подошла и накрыла биток рукой, чтобы привлечь внимание Макса:
— Не думай, что я к этому готова или серьезно думаю об этом. Это просто абстрактное желание, как мир во всем мире. Я знаю, что у нас все слишком нестабильно, чтобы вмешивать в это еще одного ребенка. Я знаю, что ты пока не готов. — Она покатала шар по зеленому сукну. — Я знаю, что ты, может быть, никогда не будешь готов. И я понимаю тебя и приму любое твое решение.
Она оставила шар в покое и посмотрела на Макса.
— Спасибо, — сухо сказал он и ударил по битку.
Вместо того чтобы успокоить его, она только все усугубила. Конечно, она не ждала, что он хотя бы намекнет, что, может быть, однажды у них получится настоящая семья, но, черт возьми, ее глупое сердце все равно надеялось. Ее глупое сердце, открывающееся ему навстречу, чтобы на него наступили.
Джиллиан отошла от стола и поставила кий на место. Больше притворяться не было нужды — она любила Макса. Она любила его сильнее с каждым вздохом, любила все в нем: его силу, его раны, его честность, чувство юмора и страстность. А он не хотел отдать ей все это, хотел закрыться от нее, не давая узнать настоящего себя и человека, которым он мог бы стать, если бы позволил себе.
Спазм сдавил ей горло.
За ее спиной открылась и закрылась дверь.
Возвращение в Виста-дель-Мар прошло в мрачном молчании. Как только они уложили Этана, Макс уехал. Джиллиан сидела у себя в ожидании его возвращения, прислушиваясь к звукам снаружи и отчаянно стараясь найти способ все исправить. Было уже совсем поздно, когда она услышала его шаги на лестнице. У ее двери он замедлил шаг. С их самой первой ночи в этом доме он всегда спал с ней, в ее комнате. Джиллиан вдохнула — и выдохнула, когда дверь наконец открылась. Она повернулась к нему в темноте, и они занялись любовью, и она сделала все, что было в ее силах, чтобы движениями, прикосновениями, поцелуями сказать ему то, чего он не позволил бы ей сказать вслух.
С самого начала Макс дал ей понять, что его любовь не прилагается к кольцу, но никто не мог отобрать у нее право любить и дарить ему свою любовь. Конечно, она не собиралась влюбляться в него, это случилось само собой, словно проросло семечко, незаметно упавшее в землю. Было время, когда она думала, что в ее сердце нет места никому, кроме Этана, а в следующую секунду там уже прочно обосновался еще один человек. Макс.
Он не обязан был отвечать ей взаимностью, и все-таки Джиллиан жаждала этого больше всего на свете.
— Где папочка? — спросил Этан, когда Джиллиан укладывала его спать три дня спустя.
— На работе, солнышко.
По крайней мере, таково было его обычное оправдание, когда он задерживался. Учитывая то, что это началось после поездки к его родителям, Джиллиан могла предположить, что не все так просто. Макс уезжал рано утром, возвращался, чтобы провести некоторое время с Этаном, и снова уезжал. Сегодня он не вернулся ни к ужину, ни к купанию, и Этан уже дважды спрашивал про него. Трудно было видеть в этом что-то кроме отвержения — из-за нее. Джиллиан могла только надеяться, что его раздражение не распространится на Этана.
Услышав шаги на лестнице, Джиллиан подняла голову.
— Привет, — безлико поздоровался Макс и сел на кровать рядом с ней.
— Папочка, почитай мне, пожалуйста! — попросил Этан.
Джиллиан внимательно наблюдала за его лицом, надеясь на подсказку.
— Я уже почитала ему, так что если у тебя нет времени…
Он посмотрел на нее, прищурившись:
— Конечно, у меня есть время. — Он повернулся к Этану: — Какую хочешь: «Доброй ночи, Луна» или «Маленький желтый Землекоп»?
— Землекоп, Землекоп!
— Ну слушай.
К тому времени как Макс дочитал сказку, у Этана уже слипались глаза. Джиллиан и Макс встали. Она наклонилась к мальчику и поцеловала его:
— Я люблю тебя, Этан.
Он крепко обхватил ее за шею:
— Я люблю тебя, мамочка.
Макс тоже склонился над кроваткой.
— Я люблю тебя, папочка, — сказал Этан, обнимая его.
Джиллиан заметила, как напрягся Макс. Он ничего не сказал, но Этан и не ждал ответа, поэтому спокойно завернулся в свое голубое одеяло.
Джиллиан и Макс спустились вниз, и она окликнула его у подножия лестницы:
— Макс!
Он повернулся к ней с ничего не выражающим лицом.
— Я тоже тебя люблю.
Она не могла больше притворяться, что ничего не чувствует к нему. Ей нужно было сказать это вслух, чтобы он услышал, и в отличие от Этана она ждала хоть какого-нибудь ответа, реакции, кроме стиснутых зубов. Она попыталась как-то смягчить впечатление.
— Я знаю, что ты, скорее всего, никогда не полюбишь меня, — тихо сказала она. — Но это ничего. Просто не уходи от нас.
— Я не уйду. Я сказал, что не уйду, когда въехал сюда.
— Я имела в виду — не закрывайся от нас внутренне. Пожалуйста. Ты нужен Этану, ты нужен мне.
Макс смотрел на нее со смешанным выражением боли и ужаса на лице. Потом он начал пятиться, пока его рука не нащупала дверную ручку.
— Останься.
— Я должен идти.
Он уходил, он бежал от нее. Джиллиан молча смотрела, как он уходит, молясь про себя, чтобы он остался. Она смотрела, как он садится в машину и уезжает, и чувствовала, как в груди разверзается зияющая дыра. Она думала, что ее любви хватит на двоих.
Макс сидел в баре, и кровь все еще ревела у него в ушах.
— Виски, — сказал он бармену, ждущему его заказа.
Вокруг него гудели разговоры, играла бодрая музыка, а Макс чувствовал себя раздавленным. Ему принесли стакан, и он уставился в золотисто-коричневую глубину. Когда-то давно, в юности, он пытался залить свои горести алкоголем, но это не помогло. Он знал, что не поможет и сейчас. Однако алкоголь мог немного притупить боль.
Как случилось, что все так запуталось? У него был отличный план: войти в жизнь Джиллиан и Этана, но не в их сердца. Ему не нужна была их любовь, и тем более ему не нужно было самому любить их.
Макс встал и подошел к тонущей в полумраке оконной нише. У него было такое чувство, что стены смыкаются вокруг него, а на шее затягивается петля.
