— Хорошо, — сказала она. — Ты мне позвонишь? Скажешь, как там Эмили?
— Да, непременно. — Он взял ее руку в свою. — Тебе не все равно, не правда ли? И ты будешь ждать моего звонка. А если я позвоню Барни, как ты думаешь, сколько времени ему понадобится на то, чтобы понять, о чем мы говорим, и вспомнить про Эмили — вернуться из мира его фантазий на грешную землю?
Она не знала, что ответить. Вместо этого она его поцеловала, и он, прежде чем уйти, прижал ее к себе, словно ее тепло могло защитить его от отстраненности Барни.
День выдался тяжелым. Это было неизбежно, раз она осталась в магазине одна, и потом, многие заходили в магазин просто так, чтобы спросить о здоровье Эмили. Точно так же, как они заходили спрашивать о Барни, когда с ним случилась та авария.
— Два несчастных случая подряд, — с удовольствием проговорил какой-то божий одуванчик. — Не миновать и третьего.
— Глупости! — вспылила Сайан, которая и так была вся на нервах, чтобы еще выслушивать такие утешения для Иова.
В тот первый день все были мрачными. Случай с Эмили был очень грустным обстоятельством, но еще ужаснее была мысль о том, что она пролежала там несколько часов, звала на помощь, и каждый считал своим долгом упомянуть это — не то чтобы кто-то был в этом виноват, но только представить себе… Сайан уже не знала, плакать ей или кричать во все горло, но она понимала, что либо то, либо другое будет с ней непременно.
Она пережила этот день, и Эмили тоже. Эмили оказалась крепкой. Никакой пневмонии у нее не случилось, хотя перелом был очень серьезным. Через три дня уже стало понятно, что жить она будет. Но больше она уже не сможет бегать по ступенькам или взбираться на стулья. Будет ли она вообще ходить — зависело от того, как срастется кость.
Сайан переживала вместе с Лэнгли. Его щепетильная совесть все еще мучила его, так что он никак не мог принять медицинских заверений, что опасность миновала. Он опасался рецидивов, и каждый раз, когда навещал Эмили, он выходил от нее полный мрачных предчувствий.
Сайан была сильно потрясена, когда ей в первый раз разрешили навестить больную. Эмили казалась сморщенной, как будто внезапно постарела, и выглядела гораздо старше своего возраста. Раньше она всегда казалась моложе, хотя ей было шестьдесят восемь. Теперь ей можно было дать все девяносто.
Белое покрывало на ее кровати было приподнято, она полусидела, облокотившись на подушки, ее некогда румяные щеки были белее простыни. Это было очень недолгое посещение, сводившееся к нескольким словам, произнесенным шепотом, и короткому пожатию рук. Сайан рыдала, сидя в машине, по пути домой. А Лэнгли, осунувшийся и несчастный, снова и снова повторял: «Ну почему меня не оказалось тогда рядом? Почему ты не зашла к ней проститься? Почему? Почему? Почему?»
Но следующее посещение оказалось лучше. Уже через неделю после случившегося Эмили больше не лежала в постели, а сидела в инвалидной коляске. Ходить она не могла, но лицо ее округлилось, съежившаяся кожа немного разгладилась, и Сайан сказала:
— Эй, да ты чудесно выглядишь!
Выглядела она, конечно, не чудесно, но намного лучше.
— Да, мне все это говорят, — согласилась Эмили. — Да бог с ней, с красотой, главное — когда я отсюда выберусь?
— Вам придется учиться ходить заново, — сказала медсестра. — Делайте то, что вам говорят, и скоро не успеете оглянуться, как будете скакать как ни в чем не бывало.
Эмили посмотрела на нее с упреком, но никто не сказал ей, что, судя по показаниям врачей, ей придется остаться в больнице по меньшей мере на три месяца, и это еще по самым оптимистическим оценкам.
Большинство из постоянного потока посетителей, приходивших к Эмили, сообщали ей, что за Барни и Лэнгли присматривает теперь Филлис Баркер. Сайан и Лэнгли сказали, что Филлис справляется отлично. Вполне прилично готовит и вовремя вытирает пыль. Конечно, не так, как Эмили, но, во всяком случае, до ее возвращения должна продержаться. Но Эмили больше всего интересовала реакция на это Сайан, и, когда Сайан тоже доложила ей, что все в порядке, Эмили проговорила:
— Что ж, надеюсь, теперь у нее больше мозгов, чем было когда-то. — Лэнгли только улыбнулся на это, а Эмили продолжила довольно сердито: — Да ладно, бог с ней…
Филлис все еще не могла поверить, что ей так повезло. Она понимала, что ей по-настоящему повезло, в первый раз в жизни, что она здесь и может каждый день видеть Лэнгли.
К концу недели Сайан начала к ней привыкать. Ей некогда было искать Филлис замену потому, что Лэнгли почти всю неделю днем не было дома, и еще потому, что к ним шел нескончаемый поток посетителей. Сайан была очень занята. Она немного успевала заниматься лепкой, обычно уже поздно вечером, и ей было не важно, хорошо у нее получается или нет, но она считала это хорошей отдушиной от усталости и напряжения последних дней.
Как и Лэнгли, она завидовала способности Барни абстрагироваться. Он мог забыть обо всем, окунувшись в работу, и каждое утро уходил в лавку. Он навещал Эмили, он разговаривал о ней, ему, конечно, было не все равно, что с ней происходит. И для его образа мышления этого, вероятно, было достаточно. Но Сайан не могла разделять жизнь на отдельные водонепроницаемые отсеки. Она была как Лэнгли. Она ни на минуту не прекращала волноваться за Эмили.
И как раз тогда в деревню приехала Натали Вендер…
Сегодня Сайан пошла навещать Эмили. Со времени происшествия прошло уже две недели, и Эмили делала ежедневные упражнения; но стоять она пока еще не могла, не говоря уже о том, чтобы ходить. Ее мучила собственная инвалидность, и она очень переживала за то, как там Лэнгли и Барни управляются без нее.
Филлис побывала в больнице в начале недели и ушла оттуда с указаниями о том, что из еды любит Лэнгли и в каком порядке следует убирать комнаты. Филлис изо всех сил стремилась угодить, и Эмили вынуждена была согласиться, что девочка не так уж глупа, как можно было подумать. Во всяком случае, она с готовностью прислушивалась к советам и обещала звонить Эмили раз в неделю, чтобы обсуждать с ней меню.
Сайан рассказывала Эмили все новости, передавала приветы и разные другие сообщения от соседей, рассказывала о том, что им удалось продать в салоне сегодня и накануне, и о том, что Фиона и Джордж планируют сделать ремонт в гостиной и никак не могут сойтись, каким цветом красить потолок.
Днем должен был приехать Барни, сказала ей Эмили, но он что-то запаздывал. Все время, слушая рассказы Сайан, она не сводила глаз с двери, и только вполуха прислушивалась к легкой болтовне девушки.
Из окна был виден парк: деревья, лужайки, пересеченные узкими тропинками, протоптанными пациентами больницы. Правда, сегодня, в хмурый мокрый полдень, на улице никого не было. Сайан подумала: «Если Барни не придет, то я нарушу его уединение, как только приду домой. Может, работа пошла, и он увлекся, и Эмили сразу отошла на задний план, но только ему придется выслушать все, что я хочу ему сказать».
