Отчего же так пасмурно на душе, где ощущение эйфории, счастья? Нет, ни минуты торжества не случилось. Лишь отчаяние и боль.
Перед окончательным разрывом Руслана с энтузиазмом перескакивала через ступеньки вверх по служебной лестнице, чувствовала экстатическое опьянение от везения, избыточную социальную значимость.
Её ценили, её благосклонности жаждали очарованные интеллектом и сексуальной привлекательностью молодые и не очень мужчины, готовые сложить к стройным ножкам все знамёна, включая достаток, за единственный поцелуй.
Можно было со вкусом выбирать, копаться. Оптимизм и бодрость бурлили, наращивая до немыслимых размеров объём эго. Пока Егор был рядом, пока мирно сопел по ночам, чувственно уткнувшись в её плечо, это состояние было актуальным, дарило фейерверк восторгов. Руслана считала, что её любят все. Почему же такое роскошество должно доставаться лишь Егору?
Не подумайте, что она цинично пользовалась плодами успеха: на сантименты и блуд у неё не было ни желания, ни времени. Да и разменивать жизнь по мелочам не хотелось. Женщина наивно мечтала о сказочном королевстве, о чём-то загадочно манящем из раннего детства. Не конкретно мечтала, опосредованно. На уровне чувств и эмоций. Счастье в её мечтах представлялось в виде пёстрых цветных стёклышек из калейдоскопа, которые можно бесконечно поворачивать, создавая по желанию в каждое следующее мгновение новые эскизы и образы.
Егор представлялся в ту пору тормозом, блокирующим стремительное движение вперёд, что оказалось легкомысленной иллюзией. Без него ничего нового не складывалось, а достигнутое рассыпалось. Это теперь выплыло наружу, когда след Егора простыл, когда стало понятно, что на самом деле локомотивом романтических приключений, драйвером отношений, катализатором вдохновения, инициатором благополучия, топливом пылкой активности и безудержной страсти был именно он.
— Прости, любимый, — молила она Мироздание, — это я, я во всём виновата, каюсь! Упрямая была, своевольная, глупая. Теперь бы ни за что не отпустила. Чудачка, чувствовала своё превосходство, непререкаемую власть женского начала над всем и всеми, силу изворотливого интеллекта, хотела заставить подчиняться, мечтала доминировать, властвовать. Чего добилась, кроме собственного одиночества? Егор тоже хорош — мог по-мужски сурово настоять: выкрутить руки, отшлёпать, приковать к батарее наручниками. Мало ли у настоящих мужиков аргументов! Да не было, не было у него против меня оружия! Застенчив Егорушка до невменяемости, робок, даже со мной, потому и рулила им как хотела. Сколько раз в самый неподходящий интимный момент, когда оставались секунды до чувственного финала, пугала его неловким движением, сбивала с ритма неосторожной репликой, вводила в ступор беспричинным смехом. И всё — апатия, меланхолия на недели и месяцы. Дура, с кем войнушку затевала — с самым важным в жизни человеком!
Руслана из самоуверенной до крайности эмансипированной женщины превратилась вдруг в неуверенную в себе трусиху. Боялась с некоторых пор темноты, тяготилась одиночества, ненавидела ночь за липкий страх, наводящий ужас, когда за окном сгущались сумерки, когда оживали зловещие тени и неосознанные страхи. По спине табунами пробегали мурашки, кожу до озноба остужал противный холод, в голове роились тревожные мысли, которые невозможно остановить: эти монстры жили отдельно от сознания, где-то в глубине.
С Егором, когда он ненавязчиво держал ситуацию в руках, такого не было. С ним дни и ночи протекали иначе. Каждое утро было праздником, не говоря уже о восхитительных ночах. Было, были. Быльём поросли. Где он, жив ли, помнит ли, любит ли? Может, женился давно на юной милашке с волшебными формами, детишек с ней наплодил и счастлив безмерно. Без неё счастлив!
Чувствительность этой удивительной женщины прежде не знала границ. Стоило к ней прикоснуться (не исключено, что подобное состояние капризной девичьей физиологии касалось лишь близости с Егором), как она превращалась в сплошную эрогенную зону, отпускала на волю пружинку, запускающую механизм увлекательного, азартного, хмельного сладострастия. Она буквально задыхалась в объятиях мужа, цепенела, содрогаясь всем телом в восторге сладкого безумия, посылая в каждую клетку мужского естества мощный сенсорный импульс, способствующий неудержимому росту неукротимой страсти и безграничной потенции, довольно уязвимой по неведомой причине у мужа.
Недотрогой Руслана не была и теперь, мужчин к себе время от времени подпускала, но с разбором и сразу предъявляла список условий: категорически исключала брак, материальную зависимость, интим на своей территории и мужское доминирование. Сами понимаете — не особенно романтичное начало для пылкой влюблённости. Не каждому по плечу такая ноша.
И всё же охотники на аппетитные сувениры её чувственной экспозиции (Руслана была не просто привлекательна — изысканно хороша) находились. Вот и сейчас её трогательно обхаживал интересный с виду кавалер — рослый вдовец, счастливый владелец заводов и пароходов.
Чужие миллионы Руслану не интересовали, не трогали. Видно это было написано у неё на лице. Манипулировать собой она не позволяла, но избежать контроля было сложно. Родион Семёнович был обходителен, ласков, но ревнив и строг. Вызванивал по три раза за час, требовал докладывать — где находится, с кем, и прочую чепуху желал знать. Видно с прежней женщиной иначе было нельзя.
Руслана терпела: не в её положении привередничать. Возраст неудержимо стремится к границе привлекательности, Лорка вот-вот выпорхнет из гнезда, невестится всерьёз. Пора прибиваться к надёжному берегу.
Она всерьёз обсуждала с собой возможность официально оформить отношения. Почему бы нет? Егора не вернуть. Проскакивала порой мысль оплатить частный поиск бывшего мужа, повиниться, но стоит ли ворошить прошлое? Не нарваться бы на сюрприз.
Намёки со стороны потенциального жениха становились активными, конкретными. Он хотел не только обладать, но и владеть, причём не только телом, но и душой. Кидаться с головой в омут было страшно: а ну как не срастётся!
Очень кстати подвернулась недельная командировка на тематический семинар. Будет время подумать, оценить предложение со всех сторон, взвесить за и против. Всё слишком сложно. И дело не только в Родионе, скорее в полном отсутствии как душевного, так и телесного отклика. Если уж со страстно любимым сложно было ужиться, что будет, если связать судьбу с мужчиной, основная характеристика которого — не раздражает? Посоветоваться кроме как с собой не с кем, ответственность за будущее перекладывать на Родиона Семёновича — по крайней мере, нелогично. С кого потом спрашивать?
Руслана хотела было выкупить двухместное купе, чтобы никто не мешал размышлять, но отчего-то передумала. Щёлкнуло что-то внутри и отключило намерение поскучать наедине.
Попутчика к счастью не было, хотя до отправления поезда оставалось несколько минут. Вагон чистенький, тёплый. Снег за окном не кружился, не планировал, не падал — метался, петлял как перепуганный вконец затравленный заяц, под натиском порывистых сполохов беснующегося по непонятной причине ветра. На этот безумный танец интересно было бы смотреть при других обстоятельствах, но
