К этому времени Клаудиа повторила выход из моряуже по крайней мере раз десять, и каждый раз что-то было не так. Вода попала ей в глаза, волосы рассыпались не так, как надо. А когда она, наконец, казалось, сделала все, что требовалось, травяная юбочка поднялась слишком высоко.
Рик Гамильтон, в джинсах, подвернутых до колен, пошел к ней по воде. После короткого обсуждения вернулся па берег и прокричал какие-то инструкции кинооператору-осветителю. Он решил отснять эту сцену во всех возможных ракурсах, а потом вырезать то, что может оскорбить цензоров.
На двенадцатом дубле Клаудиа наконец вышла на берег. И столкнулась лицом к лицу с Дэвидом Прайсом. Несмотря на удушающую жару, австралиец выглядел так, как будто только что вернулся после легкой прогулки по Родео-драйв. Прядь очень светлых белокурых волос спадала на лоб, грим цвета загара выглядел гладким и сухим, а шорты были помяты лишь потому, что пятнадцатилетняя индонезийская девушка-ассистентка все утро добивалась этого с помощью утюга — заглаживала беспорядочные складки.
Он кинул на Клаудиу такой взгляд, как будто собирался съесть ее. Рик почувствовал себя почти счастливым. Кажется, Дэвид Прайс по-настоящему вошел в роль. Режиссер сделан знак оператору придвинуть камеру поближе.
Австралиец схватил Клаудиу за плечи, притянул к себе. Медленно приблизил свои губы к ее губам, впился, раздвигая ей зубы. Они продержали эту сцену сорок секунд, пока Рик не прокричал, что хватит.
Клаудиа не обратила внимания. Прижалась к Дэвиду Прайсу еще теснее, заработала языком. Несмотря на кинокамеры, на присутствие жены, тот ответил. Поцелуй длился не меньше двух минут. Клаудиа с удовлетворением отметила, что австралиец не остался равнодушным. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, оттуда, где за этой сценой наблюдали другие актеры, послышались восхищенные выкрики и аплодисменты. Дарлин стояла бледная и дрожащая, крепко сжав кулачки.
Клаудиа завернулась в накидку, которую подала ей ассистентка, и обернулась к партнеру:
— Если захочешь еще раз пройти эту же сцену, заходи ко мне в номер сегодня вечером, около шести. Я буду одна.
Она произнесла это низким полушепотом, так, что, казалось, кроме Дэвида, никто не должен был услышать. Однако ветер сыграл злую шутку. Он отнес ее слова через весь пляж, к пальмам, как раз туда, где стояла Дарлин.
Когда жена Дэвида поняла, что происходит, в первый моменту нее перехватило дыхание. Однако она быстро взяла себя в руки. Если Дэвид надеется получить что-то сегодня вечером в номере у этой шлюхи, ему лучше как следует подумать.
Часы показывали пять. Дэвид почувствовал легкую головную боль. Съемки закончились час назад. Дарлин уже наполнила водой ванну и приготовила ему одежду. Она это делала всегда после изнурительного рабочего дня.
Он с любовью смотрел на жену и сына. Конечно, может, и не стоило повсюду таскать их за собой, но с ними он везде чувствовал себя как дома. В свои сорок шесть он осознал, что нуждается в этом. Нет, поправил он себя, он не просто нуждается в постоянном присутствии Дарлин, он ее заслужил, заработал. Развод с женой обошелся ему в несколько миллионов долларов, да еще он лишился своего прежнего дома. И теперь он вправе ждать от Дарлин любви, нежности и заботы.
Потом он вспомнил Клаудиу, с которой ему предстояло встретиться сегодня в шесть, и весь напрягся. Любящая жена — это одно. За нее заплачено сполна, она куплена вместе с прочим антуражем. Клаудиа Грэхэм — совсем другое. Он вспомнил ее такой, какой увидел сегодня на пляже: мягкая, податливая, хоть сейчас бери и владей. Все-таки и в таком забытом Богом месте можно найти свои прелести.
Дарлин прервала эти приятные размышления:
— Милый, не хочешь еще того же фруктового сока, который мы пили, когда вернулись в отель? Доктор говорит, в этом климате надо как можно больше пить.
Он взял из ее рук высокий прохладный стакан. Вообще-то ему совсем не понравился этот напиток. Какой-то тягучий, слишком сладкий и оставляет странное послевкусие. Однако Дэвид не хотел обижать жену. Не хотел показаться неблагодарным. А главное, боялся вызвать подозрение. Поэтому он сделал над собой усилие и проглотил напиток, стараясь подавить гримасу.
Скоро, совсем скоро он будет вместе с Клаудией. А пока можно доставить удовольствие и собственной жене.
Он взглянул на часы. До назначенного времени оставался еще целый час. Он решил принять душ.
Тихонько напевая себе под нос, прошел в ванную. Снимая ботинки, внезапно почувствовал резкую боль. Она началась в висках, как обычно. Мигрень! Только этого не хватало.
Мигрени начали мучить Дэвида после двадцати лет. Все доктора, к которым он обращался, в конце концов пришли к одному и тому же выводу: лечения от этой болезни не существует. Единственное, что они могли посоветовать, — это избегать спиртного. Тогда приступы будут не такими частыми. Поэтому Дэвид полностью отказался от спиртного и постоянно был начеку. Не позволял даже заправлять фруктовые салаты ликером, как предлагала жена.
Что же могло вызвать сейчас эту дикую мигрень? Он сидел на краю ванны, массируя кончиками пальцев пульсирующие виски. За ленчем он поел холодного мяса и салата, запил их минеральной водой. И после этого ни к чему больше не притрагивался до тех пор, пока не вернулся в отель. Здесь Дарлин дала ему этого тягучего фруктового сока. Он припомнил его странный, неприятный привкус. Что-то в этом соке было не так.
— Дарлин, — позвал он через дверь, — когда ты заказала этот сок?
— Я его не заказывала. Он стоял в холодильнике. Я его обнаружила, когда мы вернулись с пляжа. Мне показалось, в такую жару это как раз то, что нужно. А в чем дело? Что-нибудь не так?
Он прошел босиком из ванной в комнату, взял стакан из-под сока, понюхал.
— Точно не могу сказать. У меня такое чувство, что он прокис. Такая жара… Но если ты говоришь, что он стоял в холодильнике… Должно быть, мне просто показалось.
— Наверное, показалось, — улыбнулась Дарлин. Через полчаса Дэвид был весь в холодном поту.
Голову как будто сжало стальным обручем. Он постепенно сжимался, усиливая боль. Глазам стало невыносимо от света. Он еще успел подумать о том, что Клаудиа ждет его сейчас у себя в номере. Но эта мысль его больше не возбуждала. У него даже не нашлось сил, чтобы позвонить ей и отменить свидание.
Дарлин, босиком, в холщовом платье-рубашке, вошла к нему в спальню.
— Дэвид! Ты лежишь?! Что случилось?
— Мигрень, — простонал он. — Если ты договорилась с кем-нибудь насчет обеда, отмени пока не поздно.
Она опустилась на колени около его кровати, коснулась лба:
