она плечом.
Очертив глазами ее профиль, чувствую, что она жалеет о сказанном, будто коснулась темы, которая может стать для нас слишком скользкой. Любая тема хранит в себе опасность для нее и для меня, но я готов окунуться в любую, если ей этого захочется.
– Не думаю, что за три года настолько изменился.
– Тебе лучше знать.
– Оля, – вздохнув, киваю на нее подбородком. – Отстегни ремень и выйди из машины.
Стрельнув в меня глазами, выполняет просьбу. Три минуты спустя придерживаю для нее дверь и пропускаю вперед, следом заходя в холл. На ее лице вселенский скепсис, и он заставляет меня улыбаться самому себе, особенно когда подталкиваю ее к лифтам.
Я выбираю семнадцатый, и это примерно две с половиной минуты, которые я посвящаю тому, что разминаю шею и кисть, сбрасывая напряжение в прооперированной руке.
– У тебя здесь что, еще одна квартира?
– Нет.
– Я уже сгораю от любопытства, – фыркает.
Молча следует за мной, когда выходим из лифта и сворачиваем к пожарной лестнице. Два пролета вверх, и я нащупываю в кармане куртки ключи.
– Боже… – слышу за спиной. – Ты серьезно?
– Да, – торможу у двери и, окинув Олю взглядом, велю. – Застегнись.
– Черт… – шепчет, принимаясь за пуговицы на своей шубе.
Я делаю то же самое. Застегиваю куртку под самое горло и открываю дверь, ведущую на крышу. Мы собираемся далеко не в космос, но уличная температура здесь ощущается гораздо острее, чем внизу, да и ветер тоже.
Он свистит со всех сторон, и поначалу это может дезориентировать.
Держась за спиной, Оля хватается за мою куртку и тормозит, когда делаем не больше трех совместных шагов.
– Чернышов… – ее голос похож на тонкий визг. – Я не пойду… я назад…
Смеясь, захожу ей за спину и обнимаю, прижимая к себе одеревеневшее тело.
– Я не пойду… – вцепляется в мои руки у себя под грудью.
Ее макушка прямо под моим подбородком. Опустив голову, прижимаюсь губами к ее уху:
– Дойдем до антенны, и все.
– Руслан…
– Смотри только вперед, – почти касаюсь губами ее щеки.
Она вжимается в мою грудь. Вжимает голову в плечи и стонет, когда заставляю сделать шаг вперед, потом еще один. Ее ладонь сжимает мой кулак, в котором зажал пояс ее шубы. Меняю местами наши руки, и накрываю ее ладонь своей.
Для подобных прогулок погода – просто адское дерьмо, ветер забивает уши, но чем дальше мы продвигаемся, тем шире становится угол обзора.
– Мамочки…
– У тебя глаза открыты? – стискиваю ее сильнее.
– Нет!
Тихо смеюсь, глядя на город перед нами. Конечно, днем вид гораздо эффектнее, но и вечером есть на что посмотреть.
– Почти двадцать пять тысяч гектаров как на ладони, – говорю рядом с Олиным ухом. – Открой глаза.
– Нет!
– Давай…
– Пф-ф-ф…
Ориентируясь на то, как слабеют ее колени, делаю вывод, что она открыла глаза.
– Мамочки… мамочки…
Ее пульс под моим пальцем бешеный. Я и сам не смертник, чтобы игнорировать пятьдесят один метр, отделяющий нас от земли, но даже в первый раз вел себя процентов на пятьдесят спокойнее.
– Давай подойдем поближе… – предлагаю.
– Нет! Нет! Давай назад…
– Ладно…
Развернувшись вместе с ней, двигаю нас к выходу. Когда до двери остается рукой подать, Оля вырывается и с визгом несется к ней. Влетает в здание, снова заставляя меня улыбаться.
Сбежав по ступенькам, прижимается спиной к стене и шепчет что-то вроде “твою мать”, пока я закрываю дверь на ключ и убираю его в карман. Неторопливо сбегаю вниз и останавливаюсь напротив, расстегнув на ходу куртку. Упираюсь рабочей рукой в стену рядом с ее головой, борясь с тем, что внутри узлом завязываются мысли и чувства, потому что Оля улыбается, на ее щеках румянец, а в глазах веселье и азарт.
Ни того ни другого я не видел там триллион лет, поэтому просто впитываю эту картинку. Жадно. И боюсь спугнуть. Боюсь пошевелиться, но сейчас она слишком хороша. До боли. А в моей крови слишком много тестостерона.
Склонив набок голову, я ее целую.
Ее губы вздрагивают под моими. Это почти неуловимая реакция, но я чувствую это, потому что в башке вакуум и все органы моих чувств, кроме осязания и обоняния, на секунду сдохли. Еще секунда, и меня пускают внутрь. Медленное предложение, которое я принимаю в ту же секунду, как охуенно мягкие губы размыкаются. Проваливаюсь в гладкий теплый рот языком, и только когда Оля начинает задыхаться, понимаю, что давно перешел на пятую скорость вместо нейтральной, на которой должен был оставаться.
С шипением тяну в себя воздух рядом с ее щекой. Она дышит часто, схватившись за полы моей куртки.
– Не вздумай вести сюда Мишу…
– Ты все-таки считаешь меня тупым.
Она смеется.
Прикрыв глаза, наслаждаюсь этими звуками.
Я хочу пригласить ее в гости. Разумеется, я этого хочу, но я обещал себе не спешить. Я почти готов послать этот принцип нахер, но мешает боязнь облажаться.
– Пошли? – отталкиваюсь от стены.
Моя веселость испаряется. Ее тоже.
Молча возвращаемся к лифту. Внутри я выбираю первый этаж, но, войдя следом, Оля нажимает на пятнадцатый, тем самым отправляя меня прямиком в нокаут.
Наши дни
Руслан
Я знаю эти движения. Знаю язык ее тела достаточно, чтобы понимать, она пришла в мою квартиру не для того, чтобы сравнить вид из окна с тем, который мы видели пять минут назад.
Стряхнув с плеч шубу, Оля бросает ее на банкетку. Снимает ботинки, пока я избавляюсь от собственной куртки и обуви. Поворачиваю замок, закрывая дверь и наблюдая за ней через плечо.
Я не помню нашего последнего секса. Все, что я точно знаю – секс с ней, как проглотить красную таблетку. Это засасывает так, что я буду хотеть еще и еще. Это, мать твою, болезнь. Вопреки всему, в сексе Оля нежная, как бархатная удавка.
Тело зудит, напрягаясь. Я начинаю двигаться резче, особенно когда ловлю на себе взгляд, от которого в штанах шевелится.
Положив на комод телефон, она спрашивает:
– Где у тебя ванная?
– Одна слева по коридору, – подойдя к ней, выкладываю оба телефона и упаковку презервативов рядом с ее телефоном. – Одна в моей спальне, – смотрю в ее лицо.
Потолочная подсветка делает черты ее лица чертовски плавными. Из них давно ушло все юное, но фокус в том, что эта новая женщина нравится мне еще больше, чем та, другая. Как будто дорогое вино настоялось и раскрылось полным букетом. Банальщина, но эту метафору придумали не зря.
Проигнорировав
