— Кажется, ты все-таки устал, — заметил Элайджа.
— На моем месте любой бы устал. — Вильерс самоуверенно улыбнулся.
— А именно?
— Считаю, что не имеет смысла спать, если партнерша полна энергии и жаждет продолжения.
Элайджа насмешливо поднял бровь:
— Должно быть, особа чрезвычайно энергична.
— Ее зовут Маргерит. Вдова, примерно соблюдающая траур по пожилому супругу — так, во всяком случае, считает ее семья. Родственники принуждают бедняжку по два часа в день молиться у могилы.
— О Господи!
— Она утверждает, что после моих визитов кладбище выглядит не столь унылым, — пояснил Вильерс.
— Будь осторожен! Едва закончится траур, вдовушка захочет выйти за тебя замуж.
— Нет.
— Они все о тебе мечтают. — Голос Элайджи оживился. — Еще бы, сам могущественный герцог Вильерс! Один из богатейших людей королевства, умеющий ловко увернуться от венца. Ты бросаешь вызов и тем самым ставишь себя в самую опасную из всех возможных позиций.
Леопольд молча пожал плечами.
— Надеюсь, ты не страдаешь по бывшей невесте — той, которая сбежала с братом Джеммы?
— Ничуть. Хочу получить то, что имеешь ты.
Наступило тяжелое молчание: искреннее признание обязывало.
— Знаю, — мрачно выдохнул Элайджа.
— Не Джемму, — уточнил Вильерс, — но такую же красавицу и умницу, да еще, чтобы смотрела на меня так же, как герцогиня смотрит на тебя. Если бы судьба послала нечто подобное, пусть даже на один-единственный день, можно было бы умереть счастливым.
— Боже милостивый! — взмолился Бомон. — Я…
— Ну, так не позволяй ревности превращать себя в идиота! — прорычал Вильерс.
— О Господи! — повторил Элайджа.
Тишина продолжалась до тех пор, пока экипаж не остановился перед особняком Бомона. Только сейчас Вильерс поднял тяжелые веки и посмотрел на друга.
Ты просил меня продолжать ухаживания, чтобы оказаться рядом после твоей смерти. Так вот, прошу освободить меня от данного слова. Я люблю герцогиню, но не так, как ты предполагал.
Его слова звучали спокойно, уверенно и касались сердца подобно целительному бальзаму.
— Значит, ты меня простил?
— О каком из бесчисленных грехов ты говоришь? — не скрывая сарказма, уточнил Леопольд.
— О том, что в юности я украл у тебя Бесс… о том, что отвернулся от тебя.
— О нет, ни за что! Готов оплакивать потерю девушки из бара до конца своих дней!
Элайджа с подозрением прищурился.
— Ты всегда был глупцом, — подытожил Вильерс и снова закрыл глаза.
— Будь осторожен, — предупредил Элайджа.
— С чего бы это?
— Тебе я тоже оставлю письмо. — Заметив на лице друга возмущенное выражение, герцог Бомон рассмеялся.
В тот же день после полудня
— Куда мы направляемся? — осведомился Элайджа, помогая жене подняться в экипаж. Судя по весьма скромному кринолину и отсутствию парика, визит предполагался не в светскую гостиную.
Джемма, должно быть, решила забыть о вчерашней сцене и лукаво улыбнулась:
— Секрет. Я уже предупредила Маффета о нашем маршруте.
Когда карета прибыла на место назначения, Джемма предпочла первой спуститься на тротуар. Элайджа спрыгнул следом и осмотрелся: в этой части Лондона ему еще не доводилось бывать.
Аромат сирени напоминал об уютном сельском саде, и стояли они перед высокой стеной — вернее, перед маленькой зеленой калиткой в высокой стене, сложенной из круглых камней и песка еще при Генрихе Четвертом, а может, и раньше.
Герцог вопросительно взглянул на жену, но давать разъяснения Джемма явно не собиралась. Пока лакей дергал веревку колокольчика, они стояли молча и полной грудью вдыхали неизвестно откуда прилетевший сладкий запах. Наконец калитка открылась и показался маленький монах в белых домотканых одеждах — явление интересное и неожиданное.
— Как вы просили, ваша светлость, — с поклоном произнес монах, — бассейн готов.
Джемма шагнула к калитке.
— Большое спасибо, брат.
Седая голова исчезла.
Элайджа схватил жену за руку.
— В Англии нет монахов! — прошипел он. — Я точно знаю, что Генрих Восьмой с ними покончил.
Джемма улыбнулась:
— Это не монах, он просто так выглядит.
— В таком случае кто же?
Она потянула мужа внутрь. За старинными стенами прятался большой грязный двор, когда-то вымощенный, но теперь заросший травой и чахлыми сорняками. Огромный куст сирени раскрыл нежные соцветия, радостно приветствуя приход весны. Здесь же выпустил зеленые стрелки дикий чеснок: острый, пряный запах лишь подчеркивал непобедимый волшебный аромат.
Калитка закрылась. В противоположном конце двора до уровня второго этажа возвышались прямоугольные колонны. Крыша исправно исполняла свои функции и лишь справа напоминала старинные развалины.
«Монах» исчез в лабиринте колонн. Для пожилого человека двигался он с завидной энергией.
— Пойдем. — Джемма взяла за руку.
— Где мы? — В голове у герцога крутились смутные воспоминания, но цельная картина никак не складывалась. Ласточки носились между колоннами, ныряли под крышу и появлялись вновь уже с другой стороны.
— Это римский balineum, — пояснила Джемма.
— Бани, — сообразил Элайджа. — Термы. Разве они не разрушены давным-давно? И не развалились от времени?
— Как видишь, уцелели.
— И что же мы будем делать?
— Бассейн здесь. — Она уверенно повела мужа между колоннами, свернула направо и зашагала по растрескавшемуся голубому полу, когда-то выложенному мозаикой. С одного обломка неожиданно посмотрели серьезные глаза, на другом мелькнул хвост льва.
Джемма первой спустилась по широким пологим ступенькам. Шагая следом, герцог почувствовал, что воздух заметно изменился, наполнившись влагой. Теплый туман облаком окутал золотистые волосы и превратил пелерину из бордовой в коричневую.
И вот, наконец, показался бассейн — большой, наполненный прозрачной водой, судя по струйкам пара, горячей. С трех сторон его защищали стены разной величины, а с четвертой благоухали заросли сирени. Маленький «монах» бесследно исчез. Джемма уверенно прошла по краю и остановилась с противоположной стороны. Элайджа направился следом, однако она покачала головой:
— Разве не видишь, что ванна разделена на мужскую и женскую половины? — Она показала в прозрачную глубину. Плитки на дне отлично сохранились и действительно заметно отличались по цвету и рисунку. Должно быть, когда-то здесь существовала и разделительная стена, однако она или не выдержала напора воды, или была специально разобрана.
