за семью печатями, как и причина появления фобий.
– Что? Тебе точно лечиться надо, – сосед поправил наушники и прибавил звук, всем видом показывая безразличие и отсутствие интереса.
– Засунь себе свои советы знаешь куда? Диагност хренов… – закипела Измайлова, выдернув из уха мужчины крошечный динамик.
– Засуну тебе, если не заткнешься, – губы незнакомца напряглись, а глаза сверкнули откровенной злостью.
– Тебя что, родители плохо воспитали? Как ты со старшими разговариваешь? – от вылетающего из ее рта бреда Лена поморщилась, но отступать не собиралась. Все же ругаться было приятнее, чем трястись в одиночку.
– А ты не охуела? – сосед развернулся в пол-оборота и откровенно готов был ее придушить.
Самолет слегка просел, закручивая в щекотный узел внутренности, словно на американских горках. Ощущение падения было таким отчетливым, что Лена вмиг забыла о ссоре с незнакомцем.
– Мы падаем, – с тихим смирением сказала Измайлова и бессознательно вцепилась в соседа, глядя испуганными глазами. – Не бойся! Я не брошу тебя… Ты не один…
– Ерунда. Воздушные ямы. Даже турбулентности нет, – с недоверием и удивлением ответил парень. Перепады эмоционального состояния девушки, вернее ее полная нестабильность, знатно его адреналинили. С виду приятная, даже милая… А рот откроет, дикими глазищами зыркнет, и четко прорисовывается желание убить или сбежать.
– Уверен? – в безумных глазах появился проблеск надежды.
– Да, – твердо ответил мужчина. «Надо на борту держать смирительные рубашки, от греха подальше, или сильные транквилизаторы», – мелькнуло у него в голове.
– Что ты говорил? Ну, до этого… до ямы, – немного успокоилась Лена.
– Не против, если я отдохну, да? – незнакомец уже говорил с ней, как с ребенком: ровно, тихо и спокойно, вставляя свой наушник обратно и усаживаясь поудобнее.
Буркнув себе под нос обиженное: «Не очень и хотелось…», паникерша стала прислушиваться к работе двигателя, словно от нее зависела его исправность.
Тридцать минут полета Лена дергалась от любого изменения звука, даже шелест открываемой пачки чипсов в соседнем ряду чуть не довел ее до обморока. Подруга мирно спала за спиной и не реагировала на все тычки и вопросы Измайловой. Точно знала, что спасение утопающей – дело рук самой утопающей. Именно так сказал ей психотерапевт Арнольд Феликсович, который инструктировал ее перед полетом.
– Свет! Света… Ты слышишь? Двигатель стал работать не так, как обычно, – Лена закусила губу и тормошила подругу за колено, просунув руку на чужой ряд. – Свет, пожалуйста, мне надо поговорить. У меня мозги закипят.
– Говори! Я слушаю, – промямлила Тимофеева и поудобнее подперла плечом пластиковую обивку самолета.
– Свет! – Измайлова облизнула губы, осмотрелась по сторонам и, убедившись, что все заняты своими делами, а малолетний сосед спит, затараторила: – Прикинь, если мы разобьемся, то я попаду в рай. Да, Свет? Сама посуди: я не обжора, не пью, не курю, помогаю обездоленным, если они не выебываются, а еще я добрая. Светка, и мужика у меня ни разу не было. И что бы ни говорили, на свою квартиру я не насосала. Может все и хуево, но в данной ситуации мне в плюс. Да? А еще, Свет, я за мир во всем мире.
– Но вы же материтесь! – грузный сосед Светы не удержался. – Нехорошо.
– Греть уши в чужом разговоре тоже не верх праведности, – рявкнула Лена. Она тут серьезный вопрос обсуждает, а кто-то за слова цепляется.
– Молодой человек! – обратился насупившийся толстяк к спящему хаму, соседствующему с Измайловой, тронув того за локоть. – Угомоните вашу пассию. Невозможно отдыхать. Заткните ей рот, а то я заткну.
– Она не моя пассия, – ровным и спокойным голосом ответил парень, не открывая глаз, но вытащив наушники из ушей.
– Рад за вас! – усмехнулся толстяк.
– Когда мы упадем, вы пожалеете о своих словах! – выпалила Лена через стиснутые от негодования губы.
– Может, поспишь? – сосед открыл глаза и вздохнул, выражая всем своим видом, что бесконечное копошение слева изрядно ему надоело.
– Не могу! – поделилась горем Измайлова, обреченно опустив глаза. Поговорить хотелось так, что зубы сводило.
– Ты через «не могу», – настаивал непонятливый молодой человек.
– Я его слышу, – тихо проговорила Лена, резко приблизившись к уху соседа. – Двигатель. Его работа меняется. Он… разваливается.
– С двигателем все в порядке. Поверь, – успокоил парень, едва сдерживая улыбку. Ему, пилоту первого класса гражданских авиалиний, который не представлял свою жизнь без неба и полетов, подобные утверждения были попросту смешны.
Константин Игоревич Соболев, тридцати лет от роду, с детства знал, что пойдет по стопам отца и деда. Самолеты были его страстью и любовью всей жизни. Изначально он пилотировал военные машины, которые вздергивали адреналин одним своим видом, а в кабине сердце замирало от предвкушения. Урчание двигателя, проверка систем, голос диспетчера в наушниках, взлетная полоса… и небо. Бескрайнее. Родное.
Поездка в Грецию – его первый отпуск за три года, и он обещал быть шикарным. Марик Антипов и Слава Широкин с самой школы были его закадычными друзьями. Жизнь разбросала их, конечно, да и бешеный ритм не оставлял времени на встречи, но они всегда находили возможность побыть вместе. Радовало, что теперь это не пара часов в пабе или в придорожном кафе, а полноценные две недели на море. С пивом, коньяком, креветками, и всем, чем одарит курорт. Сам Костя в Грецию бы не поехал, был там уже несколько раз, но отказать друзьям не мог. В конце концов, не важно где, главное – с кем.
Ребята были на отдыхе с семьями, что не напрягало. Даже наоборот: не придется держать удила у Славика. Тот, когда напьется, хуже параноика: бросается на любого, кто косо глянул. А тут очень кстати тормоза. Законные. В лице жены Алины.
Сам пилот к женитьбе не стремился. Сложится – хорошо, а нет, то и не надо. Однажды он был близок к семейным узам, но Бог миловал, как теперь говорил его дед. Саша Проскурина была его наваждением два года назад. Модель. Цену себе знала. Сейчас даже вспомнить сложно, ругались ли они хоть раз? Кажется, нет. Всегда холодная расчетливость, вежливость и профессиональная улыбка. Даже занятия любовью были из разряда: «любезно благодарю, что вставил, и доброй ночи». Что держало его рядом с ней – непонятно. Не было ласковых слов, которые Костя ждал… Не было заботы и верности… Не было ничего, только его глупые ожидания. Он был не нужен, не важен. Бесконечные поездки, встречи, съемки, лицемерные улыбки и восхваления – вот чем она жила. Но не Костей…
Расставание с Сашей для него тогда было болезненным, надрывным. Спокойно говоря влюбленному до звездочек в глазах пилоту о любви к другому, красавица даже не удосужилась попросить прощения за разбитое сердце. Поставила перед фактом и умотала с лысым брюхатым политиком. Да к черту! Пусть катится.
С тех пор у Константина Соболева в отношениях с женщинами присутствовал только секс. Ничего больше. Любые попытки привязать
