«Да что они все, издеваются надо мной? — подумала Лозинская, выпрямляя затекшие нога. — А почему я, собственно, должна ждать сидя? Можно и прилечь. Я у себя дома».
Оксана поднялась, прогнулась, затем несколько раз резко коснулась кончиками пальцев пола, ощутив шероховатость плохо оструганных досок. Не раздеваясь, она легла поверх покрывала и стала смотреть в потолок. Темный, в потеках, он напоминал ей географическую карту. Реки заменяли недавно зашпаклеванные Александром Линевым трещины. Вскоре в очертаниях пятен сырости, трещин, Оксана стала уже угадывать знакомые силуэты. Ей чудились лица друзей, знакомые архитектурные пейзажи…
Она так увлеклась этим занятием, что на какое-то время даже забыла о том, что должна прийти Валентина Курлова. Лозинская спохватилась только тогда, когда услышала за дверью неторопливые шаги. Она уже успела подняться и заправить рубашку в джинсы, как в дверь постучали.
— Сейчас открою! — крикнула она. — Это ты, Валентина?
Последние слова слились со скрежетом замка. Оксана смолкла на полуслове. Перед ней стоял Александр Линев в застегнутой до подбородка куртке. На плечах его поблескивали дождевые капли, мокрые волосы прилипли к лицу.
— Я же просила тебя, чтобы ты не приходил, — не очень уверенно произнесла Оксана.
Линев мягко отстранил рукой ее в сторону и зашел в квартиру.
— А где Валентина?
— Ты хотел ее видеть?
— Мне неприятно вспоминать все, что произошло между нами, и я не хотел бы поссорить вас.
— Можешь радоваться, она не пришла.
— Странно, — пожал плечами Александр и осмотрелся в плохо освещенном помещении.
— Ты что-то забыл?
Он ничего не ответил, прошелся из комнаты на кухню, заглянул в кладовку.
— Я спрашиваю тебя, ты что-то забыл?
— Я хотел помирить вас, — наконец-то ответил Александр Линев, подсаживаясь к стоявшему у окна столу.
— Мы бы прекрасно справились с этим и без тебя, — съязвила Оксана.
— Ну, тогда у меня есть другой повод тебя порадовать. — Линев не спеша расстегнул свою сумку и вытащил из нее лапку с документами. — Я бы мог попросить тебя станцевать, но учитывая наши теперешние отношения, могу попросить тебя всего лишь об улыбке.
Оксана, заинтригованная заговорщическим тоном мужчины, подсела к столу и хотела уже было заглянуть в документы, но Александр остановил ее.
— Предоставь уж мне такую радость познакомить тебя с их содержанием. Дело в том, что сегодня я наконец-то смог приватизировать для тебя мансарду. Теперь она твоя.
— Не может быть! — вырвалось у Оксаны. У нее на душе и впрямь сделалось легко.
— Да-да! Это мне стоило больших усилий, но все-таки сумел это сделать.
Лозинская, устыдившись своей внезапной радости, сделалась строже.
— Я тебя не просила об этом.
— Должен же я был хоть как-то загладить свою вину перед тобой, — возразил Линев.
Оксана готова была расцеловать Александра. У нее словно гора с плеч свалилась.
«Теперь это все мое! — подумала женщина, глядя в темный провал открытого потолочного люка. — Теперь и навсегда! Я владелица огромной квартиры в самом центре Москвы. Одна, без всяких мужей и любовников».
— Ты согласна, что это событие стоит отметить? — спросил Александр и, не дожидаясь согласия, вытащил из сумки бутылку сухого вина и два завернутых в плотную белую бумагу бокала.
— А я-то уже рассердилась на тебя, — засмеялась Оксана, — ты, наверное, и впрямь лучше, чем мне казалось.
Александр разлил вино и подал бокал женщине. Та торжественно закатила глаза и театральным голосом произнесла:
— Что ж, выпьем с тобой за свершившееся чудо.
Тонко зазвенели бокалы, качнулось в них вино. Не открывая глаз, Оксана выпила, ощутив на губах немного горьковатый вяжущий привкус.
Когда Лозинская открыла глаза, то увидела перед собой немного расплывшееся в вечернем сумраке улыбающееся лицо Александра, а затем и полный бокал в его руках.
— Теперь ты понимаешь, что не зря дала мне генеральную доверенность? — произнес мужчина.
— Ты в самом деле прелесть, — ответила Оксана. — И тут же спросила: а почему ты не пьешь?
— Я любуюсь тобой, — ответил Линев и почему-то, повернувшись в сторону, окинул взглядом уже приобретшую более-менее человеческий вид квартиру.
Лозинская почувствовала, как у нее кружится голова и виновато улыбнулась:
— По-моему, я уже пьяная.
Она внезапно почувствовала слабость и удивилась, что не может сохранять равновесие даже сидя на стуле.
— Как глупо, — пробормотала она.
Стул под ней качнулся, и она съехала на пол.
— Нет, ты не пьяная, — нагнулся над ней Александр и потрепал по волосам.
— Помоги мне подняться, — заплетающимся языком проговорила Лозинская, но ответа уже не успела услышать. Свет внезапно погас в ее глазах, и она перестала ощущать собственное тело.
Александр Линев опустился возле нее на корточки и несколько раз несильно ударил ладонью по щекам. Оксана лишь слабо вздрогнула. Тогда он подтащил женщину к постели, вынул из своей сумки загодя подготовленные веревки, даже уже отрезанные по размеру, связал ей ноги, руки, затем завернул в одеяло и, перебросив через плечо, вышел на лестницу. Он шел легко, почти не чувствуя тяжести своей ноши.
Перед тем, как выйти на тротуар, он выглянул в приоткрытую дверь: нигде ни души. Те же строительные заборы, заколоченные окна. Его «фольксваген» стоял совсем близко от подъезда. Пошарив в кармане, Александр извлек связку ключей, отыскал нужный и почти бегом направился к машине.
Когда Линев разворачивал свой автомобиль в узком переулке, Оксана неподвижно лежала на заднем сиденье. И только потому, что грудная клетка изредка приподнималась, можно было заключить, что она до сих пор жива.
Когда Оксана очнулась, то не сразу сообразила, где находится. Вокруг нее тянулись ряды стеллажей, заставленных всевозможными жестяными банками, обрезками фанеры, древесины. Страшно болела голова, кровь пульсировала в висках.
Лозинская тихо застонала и попробовала пошевелить ногой. Та еле слушалась ее.
— Оксана! — раздалось совсем рядом.
Лозинская вздрогнула и повернула голову на знакомый голос. Метрах в двух от нее, прямо на бетонном полу под стеной сидела Валентина Курлова. Ее ноги стягивала толстая веревка, руки, заведенные за спину, тоже были связаны. И только в тот момент, когда Оксана увидела Валентину, она вспомнила все, что с ней случилось.
— Это Линев? — спросила Лозинская.
Язык все еще плохо ворочался во рту.
— Да, это он, мерзавец!
