Сначала он ничего не ответил, а потом сбивчиво заговорил, будто с трудом подбирая нужные слова.
– Я не знал, что нужен вам. София, вы всегда производили впечатление ни в чем не нуждающейся дамы. Я даже не берусь сосчитать всех мужчин, которые желали на вас жениться.
– Редж, они все были мальчишками. И они домогались меня только потому, что я была такой же шикарной, как ваш галстук, – сказала она, небрежно махнув рукой на этот предмет его костюма темно-синего цвета. – Легко привязывались и легко исчезали.
Остановившись, она развернулась к нему лицом.
– Вы были единственным человеком, который не говорил пошлостей, Редж. А потом…
Ее голос затих.
– Потом я уехал.
София кивнула, соглашаясь.
– А когда вы вернулись, вы изменились. Вы стали одним из них, ни о чем другом не думали, кроме покроя вашего сюртука.
Она ожидала, что он станет оправдываться, шумно отстаивая важность модного костюма. Однако выражение его лица стало исключительно печальным.
– Я влюбился.
София потрясенно на него уставилась, потеряв дар речи. Она ожидала услышать от него что угодно, но только не это. Она попыталась припомнить имя, лицо, хоть что-нибудь, дающее намек на то, кто эта таинственная женщина, которая завладела сердцем ее друга. Наконец имя вынырнуло на поверхность, принося с собой образ с большими карими глазами и милым овалом лица.
– Мисс Мелисса Джайент, племянница Блейксли, – наконец произнесла София. Затем, помрачнев, прибавила: – Она сбежала с каким-то шотландцем.
Реджинальд пожал плечами, неожиданно заинтересовавшись лепестками крохотного розового цветка.
– Не отвергайте любовь, София. Ее так легко потерять.
У Софии от его слов сердцу вдруг стало мучительно тесно в груди.
– Я очень сожалею, Редж, – прошептала она.
Положив ладонь ему на плечо, она ощутила, как оно напряжено. Но потом вновь возобладали его беззаботные манеры, которые она успела возненавидеть.
– Да, но я приехал сюда, чтобы поддержать вас, моя дорогая. Скажите, что я могу сделать для вас?
Она поняла, что не следует выпытывать подробности его романа. Он расскажет ей все, когда сам того захочет, но не раньше. Поэтому она просто взяла его за руку и двинулась по саду тетушки, не нарушая воцарившегося между ними молчания. Наконец она заговорила, впрочем, умалчивая о многом, так как не забыла об обещании, данном Энтони, не болтать лишнего.
– У меня нет неприятностей, Редж. Просто я жду.
– Ждете?
Ребенка. Она ощутила, как на ее губах заиграла мечтательная улыбка.
– Все прояснится через две недели.
Он кивнул, как будто оценив этот срок в уме.
– К тому времени скандал по большей части уже уляжется.
«Или разразится с новой силой», – подумала она, ухмыльнувшись.
– Через две недели моя жизнь вновь обретет некую упорядоченность, – сказала она твердо.
– Что ж, ладно, – весело сказал он. – Я изо всех сил постараюсь в эти две недели не быть скучным.
София улыбнулась, зная, что он от нее этого ждал.
– Уж кем-кем, а скучным вы, Редж, никогда не были.
Достигнув наконец согласия, они направились к дому.
Несмотря на незваных гостей, жизнь Софии шла своим чередом. Реджинальд, как и обещал, развлекал ее, но София была так рассеянна, что могла лишь улыбнуться, когда это было необходимо. Она нашла в себе силы возобновить свою дружбу с Лидией, тем более что это было не так уж трудно: от нее требовалось лишь не мешать подруге щебетать о ее будущих детях.
То и дело София ловила на себе многозначительные взгляды тети Агаты. Она не имела ни малейшего представления, что ими пыталась сообщить ее пожилая родственница, и, по правде сказать, ей не было до этого дела. Она полагала, что ее проницательная тетушка догадывалась, что произошло в действительности, но сил у Софии хватало только на то, чтобы улыбнуться ей в ответ и вернуться к своим мыслям.
Мысли о младенце приводили ее в такое волнение… Она уже выбирала имя, подумывала о детских одежках и даже в мечтах обустраивала детскую. В ее воображении мальчик вырастал, превращаясь во взрослого мужчину, вступал в армию и был так же неотразим, как и его отец. Ее маленькая девочка становилась веселой красавицей, пленяющей весь высший свет Лондона. Она еще не выбрала для своей будущей дочери мужа, но ведь и не так просто было выбрать из огромного количества воздыхателей наиболее достойного.
И за все это время она ни разу не подумала об отце своих детей или своей совместной жизни с ним. Ну, по крайней мере, она сама себя в этом уверяла. Безусловно, она думала о его улыбке, поскольку наделяла ею и сына, и дочь. Вспоминая его нежность, она награждала ею свою девочку. Сыну она прочила его благородство, твердость его характера, даже его мужественный подбородок и военную выправку.
А что касается ее грез, тех, что являлись ей по ночам… Ну, она, несомненно, не несла за них ответственность, ведь она не думала об Энтони в течение дня!
В общем, говорила она себе, майору нет места в ее мыслях. Она совершенно не тосковала о нем. И в ее мечтах совсем не было места желанию, чтобы он находился рядом с ней. Ну разве только в самом потаенном уголке ее сердца иногда тихо звучало одно слово.
Любовь.
«Это отвратительная мысль!» – окриком одергивала она себя. Она не могла полюбить майора. Как же, ведь она так старалась вызвать в нем предельное отвращение! Теперь он в Лондоне, наверняка высматривает себе невесту среди молодых красавиц. Она сама его туда прогнала. Она не может любить этого мужчину. Это стало бы для нее трагедией.
Придя к такому заключению, она снова переключалась на мысли о маленьких детях и старалась не замечать потайного уголка в своем сердце.
Так продолжалось до того дня, когда у нее начались месячные.
Вот кровь на ее белье, такая же очевидная, как солнце на небе. Маленькое пятнышко не стоило бы и внимания, но она ос знавала его значение. Это было началом менструации.
И она началась.
И София села писать, выводя буквы дрожащей рукой, послание для Керби, денщика майора, ожидавшего от нее вестей в гостинице. Ее записка получилась краткой и деловой. В ней говорилось следующее:
Обратитесь к моей матери по поводу поисков невесты. Я уверена, она сможет посоветовать Вам множество таких, которые будут соответствовать Вашим требованиям.
Подписав послание, она отдала его лакею, а затем повалилась на кровать и плакала так сильно, как никогда раньше в своей жизни.
Было уже далеко за полночь, когда Энтони вернулся в свою крохотную комнатку в стаффордширской гостинице, но несмотря на поздний час, Керби еще не спал, не запирая входную дверь.
