– Какая разница, главное я был рядом. Я всегда буду рядом, – успокоил ее Бобби.
– В следующий раз пусти меня, – прошептала Мишель.
Она так и заснула у него на руках.
Когда несколько позже, он пытался переложить Мишель на кровать, она проснулась.
– Ну вот, – вырвалось у него. Он опустился перед ней на корточки.
Мишель резко села, спросонья глядя на светлое пятно перед собой. Бобби был в белой рубашке.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
Бобби понял, что Мишель совершенно ничего не помнит о недавнем кошмаре, и ответил:
– Пришел позвать тебя прогуляться. Ты просыпайся, а я пойду разбужу Адриану.
Он вернулся через несколько минут, помог Мишель закутаться в одеяло и выйти в коридор, где их уже ждала Адриана. Она была в платье. Разве могло быть иначе. Ей всегда необходимо было выглядеть безупречно.
– Доброе утро, – Мишель нежно поцеловала ее в щеку, потом зарылась лицом в ее волосы. От женщины еще пахло теплом сна. Мишель обняла Адриану, впуская ее к себе под одеяло, и они так и стояли бы, если бы Бобби не вырвал их из этого объятья.
– Пойдемте в сад.
Они спустились. Вышли на террасу. Холодный ночной воздух тут же забрался им под одежду.
– А сколько времени? – поинтересовалась Адриана. На улице стояла ночь, и хотя сверху лился неуловимый холодный свет, невозможно было предположить утро в окружающей темноте.
– Четыре часа, – невозмутимо ответил Бобби.
А на темно-синем небе среди сизых облаков проглядывала луна. Она была столь красива и столь хрупка. Ее свет такой слабый, но такой ощутимый, такой незаметный и такой заметный завораживал. Адриана, Бобби и Мишель в одеяле стояли безмолвно и любовались ею. Ее неподвижным отчетливым присутствием на начинающем светать темном небе. Облака бежали и бежали, прерывая ее свет, но она все равно оставалась висеть там, среди сизого дыма. От нее невозможно было оторвать глаз.
Наконец, Бобби, окончательно замерзнув, собрался было звать всех домой и уже сделал шаг в сторону, но натолкнулся на Мишель в одеяле, продолжающую неподвижно стаять как изваяние статуи. Он понял, что теперь будет не так-то просто увести их обеих домой, хоть снег начни падать (особенно, если вдруг снег начнет падать), одну за другой развернул на сто восемьдесят градусов продолжающих оборачиваться женщин и, мягко подталкивая, повел их в направлении дома.
– Какой смысл будить нас в четыре утра, если ты не даешь полюбоваться этой красотой в полной мере? – ворчала Мишель, передвигая ноги.
– В тебе проснулись твои старые замашки? – участливо спросил он.
– Нет, – отмахнулась она и передернула от холода плечами. – Я больше не стремлюсь обладать каждым красивым мгновением.
– С каких это пор твоя жадность поутихла? – поинтересовалась Адриана.
– С тех самых пор, как я поселилась с вами в этом доме и живу здесь безвылазно вот уже четыре года.
– Не ворчи, – сказал Бобби и потер ее плечи уже на входе в дом.
– Хочу кофе, – сказала Адриана и плюхнулась на диван.
– С молоком, – добавила Мишель, садясь рядом с ней и закутывая ее в свое одеяло.
Адриана положила голову Мишель на плечо, проведя носом по ее голой шее, отчего Мишель невольно замерла. Бобби поставил кофеварку на плиту, достал из холодильника пакет молока, из шкафчика на стене сахарницу, подождал необходимое время, снял кофеварку с огня и уже разливал кофе по чашкам, когда поднял голову, желая узнать, что делают его подруги. И увидел, что они целовались.
– Мне достаточно, – голос Адрианы вывел его из оцепенения.
– Ой, – сказал Бобби и отлил немного кофе из ее чашки, освобождая место для молока.
– Я просто не ожидал, что вы станете прямо здесь целоваться, – добавил он смущенно.
– Мы тоже не ожидали, – ответила ему Мишель.
– Совершенно, – вторила ей Адриана, ведя ладонью по губам.
Вечером Мишель решила прогуляться.
– Можно мы пойдем с тобой? – осторожно спросил Бобби.
– Я хочу побыть одна, – ласково попросила она. – Только я и я.
– Ты принесешь нам печенья? – спросил он.
– С корицей?
– Да.
– Принесу.
Октябрьский воздух был свеж и морозен. Она ощущала холод кончиками пальцев, на которых по обыкновению не было перчаток. Сунув руки в карманы пальто и подняв воротник, Мишель продолжила бодро идти по длинной безлюдной улице, украшенной растущими вдоль голыми черными деревьями словно из мультика Тима Бертона. Вдоволь нагулявшись и уже возвращаясь, она вспомнила о печенье с корицей, и зашла в супермаркет по пути. Но не успела подойти к стойке с кондитерскими изделиями, как высокий мужчина в куртке, снял с полки последнюю упаковку. Обрадовавшись одному только виду печенья у него в руках, Мишель нашла администратора зала и спросила, есть ли еще такое печенье.
– Все, что у нас было, лежало на полке, – неумолимо ответила та.
– Вы могли бы посмотреть на складе, может, там затерялась среди коробок нечаянно еще одна упаковка? – исключительно вежливо попросила Мишель. Ей очень нужно было это печенье.
– Вы за кого меня принимаете? – возмутилась администратор. Наверное, у нее был тяжелый день, но реагировала она на вежливую просьбу Мишель нестерпимо грубо. – И что вы имеете в виду, под «затерялась»? У нас ничего не теряется! – отрезала она.
Мишель замерла на месте, не находя в себе сил сдержать слезы. Они покатились у нее по щекам, будучи определенно солеными на вкус, если попробовать. Мишель во все глаза смотрела на женщину, гадая, что же надо чувствовать внутри, чтобы грубить первому попавшемуся под руку человеку, который к тому же совершенно доброжелательно к тебе настроен. Отшатнувшись от женщины, Мишель вышла из магазина на улицу. Холодный ветер ласково порхнул ей в лицо, и она немного успокоилась.
– Печенье, – пробормотала она и огляделась.
В Болотах был только один небольшой магазинчик. Мишель пошла на вокзал, села в первый попавшийся поезд и отправилась на поиски печенья. Когда она не вернулась домой в десять вечера, Бобби забеспокоился. А в двенадцать стал атаковать ее мобильник звонками. Наконец, Мишель взяла трубку. Бобби слышал шум поезда, а еще слышал, как кто-то играл на гитаре и довольно сносно пел.
– Мишель, ты где? – взволнованно спросил он.
– Ээээ… Сложно сказать, где-то между Бауэрсдорф и Вилльмерсдорф, – ответила Мишель.
Голос ее звучал уверенно, чуть насмешливо как всегда и ласково. Скорее всего, с ней было все в порядке.
