не желая оставлять свою гостью в одиночестве больше чем на десять минут. Не могу быть уверен в том, что в придачу к своему заявлению, она не возьмет и не испарится, оставив меня в глухом разочаровании.
Обтерев голову, бросаю полотенце на умывальник и выхожу из ванной. Натянув на голое тело чистые спортивные штаны, возвращаюсь в гостиную.
Оля прогуливается по периметру с бокалом вина в руках, рассматривая висящие на стенах картины и всякий декоративный антураж, подобранный дизайнером.
Фиолетовое платье обтягивает ее фигуру до середины бедра. Знакомые изгибы, до которых с похабной жадностью хочется дотронуться.
На полу под плазмой коробка с игрушками сына, и это, пожалуй, единственный “личный” элемент во всей окружающей обстановке. Несмотря на то, что вывез из нашего дома все безделушки, которые когда-то принадлежали нам с ней, так и не смог разобрать коробки. Они стоят на втором этаже нетронутые. Так же, как и наш дом, который я готовил к продаже раза три, но так и не продал. Я долбаных пятьсот раз пытался ответить себе на вопрос, почему отфутболиваю покупателей, но когда подбирался к ответу слишком близко, посещало желание раскрошить очередную кружку или согнуть вилку.
Я просто закрыл наш дом на ключ. И оставил свой главный актив пустым и нетронутым. Об этом знает только риелтор.
Оля скользит глазами по моему голому торсу. Делает глоток из бокала и облизывает губы, говоря:
– Еда остывает.
Кивнув, подхожу к пакетам в углу у стены, и беру тот, что с логотипом сетевика электроники.
– Это тебе, – вручаю, проходя мимо.
– Что? – бормочет, забирая пакет.
Это ноутбук. Я не знаю, чем владеет она, но решил, что он в любом случае пригодится, раз уж у нее далекоидущие бизнес-планы.
Пока расправляюсь со своим ужином, она вскрывает коробку и изучает серый корпус с эмблемой надкусанного яблока. Посмотрев на меня, говорит с легким укором:
– У меня есть ноутбук.
– Будет еще один, – жую, глядя в тарелку.
Конечно, это не так эпично, как “мерседес”, перевязанный красным бантом.
Полощу белым вином рот, смешивая его со вкусом риса и мясного рагу. Чувствую покалывание на затылке и задаю вопрос, который волнует меня давным-давно:
– Почему ты не пользуешься машиной?
Перевязанный красным бантом “мерседес” у нее уже есть. Подарок к рождению сына. Наша первая приличная машина. Тогда я решил, что ей она нужнее, чем мне, ведь у меня была служебная, правда не уверен, что она вообще когда-нибудь садилась за руль своей самостоятельно. Только вместе со мной. Пару раз. Твою мать. Я не мог проебать и этот момент…
Упираюсь губами в кулаки и смотрю на Олю, повернув голову.
Она откладывает коробку и сообщает:
– Меня занесло на выезде из поселка. Выбросило на встречную полосу. Там был лед. На дороге. И была встречная машина. Миша тоже был со мной, ему было три месяца. Пронесло, но я сильно испугалась. Я с тех пор больше не садилась за руль.
– Ты шутишь сейчас?! – я почти ору.
Почти ору, роняя на стол кулак.
Теряю налет гребаной усталости, глядя на нее в бешенстве.
Ее глаза блестят, они влажные. Это выводит из себя еще сильнее.
Она знает, почему я бешеный, иначе не раздувала бы так свой красивый нос. Никогда в жизни мне не хотелось придушить ее так, как сейчас. Даже гребаные презервативы рядом не стояли.
– Не ори на меня… – шепчет.
– Почему я узнаю об этом сейчас?! – я ору и буду орать.
На нее вообще в этой жизни никто никогда не орал. Никто, кроме меня. Это, зараза, моя святая обязанность, потому что мне никогда не было на нее похер, как бы она не пыталась заставить себя в это поверить.
– Ничего не случилось, – в ее глазах стоят слезы.
– Ты шутишь, блять? – я близок к тому, что смахнуть со стола тарелку.
– Ты был в командировке.
– Но не на другой планете!
– Ты был весь в своем проекте… – говорит сдавленно.
– И не замечал тебя? – цежу.
– Тебе было не до этого всего.
– Кто это сказал?! – встав со стула, отбрасываю его от себя, срывая злость.
Отворачивается и обнимает руками плечи.
Они у нее дрожат, но я не могу заставить себя обнять их. Я пытаюсь переварить это откровение. Эту дурость, от которой меня самого колотит.
Запустив в волосы руки, мерю шагами пол. Со свистом втягиваю и выдыхаю воздух. Мои мозги перегружены бешеной пятидневкой этой недели, но сейчас будто воспаленные. Они упорно не желают идти на компромисс. Я слишком зол для этого.
Моя жена и трехмесячный сын чуть не погибли. Я даже не знал об этом.
– Я не мог участвовать в твоей жизни, нихера о ней не зная. Ты права, семья у нас была дерьмовая.
– У нас ее вообще не было, – звонко бросает она.
– Да, потому что я недооценил твое умение решать проблемы.
Запрокинув голову, она молчит. Я слышу ее всхлип, но иду в комнату и выдергиваю из шкафа толстовку.
Мне нужно проветриться, иначе наломаю дров.
Одеваюсь за две минуты.
Игнорируя застывшую у окна фигуру, прохожу в коридор и обуваю кроссовки. Забираю с комода ключи, забросив на плечо куртку.
Я толком не знаю, где в моем ЖК конкретно мои окна, и сейчас выяснить это не пытаюсь. Как только выхожу за ворота, набрасываю на голову капюшон, переходя на трусцу вдоль проезжей части. Смог вместе с мартовской сыростью наполняет легкие, но вдыхая этот коктейль, чувствую, как мозги наполняются кислородом, и это то, что мне сейчас нужно.
Наши дни. Руслан
В двадцать шесть я думал, что “дом” – это как раз та сфера моей жизни, в которой все именно так, как должно быть. Я встретил девушку, выбрал ее во всех доступных мужику смыслах и просто получал от гармонии внутри себя удовольствие.
Она получала его вместе со мной.
Она, блять, была со мной. В каждой точке, которая определяла наше будущее. Мы оба нихрена в этой жизни толком не понимали, зато точно знали, что хотим ребенка. Мишаня вообще самое легкое решение в моей жизни и, двадцать минут спустя, сделав круг и вернувшись в исходную точку, я на девяносто девять процентов уверен, что его мать будет там, где я ее оставил. В моей квартире.
От выветренной злости есть осадок, и это не горечь, а банальный гнев. На нее. На себя.
Если когда-нибудь я и искал границу, после которой наступила пропасть, то я ее нашел.
Это
