бился об заклад и неизменно выигрывал пари. Такие проделки были для него любимым развлечением.
Среди записных подруг местного гарнизона Петька пользовался неизменным успехом. Ему не отказывали, даже когда появлялся с пустыми карманами. Среди утешительниц свидание с лихим лейтенантом считалось везением.
Он никогда не выключал свет во время эротических сеансов, очень любил смотреть на переживания очередной любовницы, так же быстро забывая её, как и завоевывая.
Именно так он чувствовал. Акт любви был поединком, в котором он должен стать непременным победителем, господином.
Петька никогда не забывал, что перед ним всего лишь самка, которую нужно удовлетворить, чтобы потешить собственное гипертрофированное эго. Причём так, чтобы она умоляла его о похотливом желании с ним совокупиться, ещё и ещё раз испытать серию оргазмов, добывать которые он умел мастерски.
Женщины в его руках стонали и плакали. Напряжённые, сосредоточенные на физическом удовлетворении древних, как мир потребностей, они отдавались Петьке с благодарностью и желанием.
Выражение их налитых кровью лиц в процессе любовных забав застывало в трансе, отражающем страдания изнывающей, трепещущей в агонии страсти плоти, чрезмерно воодушевлённые внутренние акты. Финалом восторгались почти все подружки.
Петька привык иметь, употреблять женщин по единственно возможному с его точки зрения назначению, которое заключается в умелом возбуждении мужского эго.
Он ценил способность и потребность женщин подчиняться и подстраиваться, умение угадать сиюминутные желания мужчины, правильно и вовремя напрячь нужные мышцы там и так, как ему хочется, чтобы получить наивысшее наслаждение, которое заканчивалось одним извержением, и сразу начиналось другим, пока оба не упадут в изнеможении.
Заниматься любимым делом Петька мог бесконечно долго. Его орудие всегда было в рабочем состоянии, никогда не давало осечек.
Сейчас предмет его гордости застенчиво спрятался, не высовывая головы, словно над ним провели таинственный мистический обряд, лишив владельца главного, что имело смысл в абсурдной жизни, не имеющей для боевого лётчика никакой ценности.
Что толку в земном существовании, если оно может закончиться в любую минуту, что и происходило во время боевых вылетов?
Ефим Максимов, несостоявшийся Илонкин жених, останки которого собрали на месте крушения кусками, уже разменял земной путь на Звезду Героя, если конечно её не захочет нацепить на грудь нуждающийся ещё в одной побрякушке генерал.
Пилоты легко, практически не задумываясь, отдавали молодые жизни за денежные знаки, за награды и звания.
Петька не желал думать о смерти. Он офицер, обязан выполнять приказ независимо от обстоятельств.
Сейчас он хотел видеть глубокие серые глаза, чётко очерченные влажные губы необычной формы, чувственную, но грустную мимику, вздымающуюся от дыхания тяжёлую грудь. Девушка притягивала его внимание, завладела чувствами и мыслями.
Илона страдала. Петька был впечатлён глубиной её чувств, пытался предугадать желания и мысли. Впервые в жизни он по-настоящему сопереживал.
Год боевых полётов остудил его сердце, поселив холодное равнодушие.
Петька помнил этого светловолосого высокого парня: сильного, спортивного, пластичного. Его всегда удивляла способность Максимова запросто ходить на руках, время от времени подпрыгивая и балансируя всего на одной из них.
Ефим умел легко, непринужденно закручивать и перемещать тренированное гибкое тело в пространстве, словно для этого не требовалось усилий. Гимнастические способности парня потрясали воображение.
Всё перечеркнуло одно единственное слово — был.
Возможно, через несколько дней и про Петьку скажут так же. Именно поэтому нельзя терять ни минуты, даря девочкам себя, свою недюжинную сексуальную силу, получая от них соответствующие бонусы.
Пусть он запомнится хотя бы этим. Наверно способность дарить оргазмы тоже чего-нибудь стоит. Петька не собирался закапывать талант в землю. Он ещё не нагулялся, как следует.
Впереди ещё много любовных побед. Не беда, если некоторым из них повезёт забеременеть — пусть учатся предохраняться. Он же мужчина, значит, должен уметь делать детей. Даже обязан.
Несправедливо, когда после тебя ничего не останется на Земле.
Что с детьми будет дальше, не его проблемы. Петька никому никогда ничего не обещал, кроме наслаждения от секса. Между прочим, чаще всего не бесплатно.
Выпивка и закуска всегда была за его счёт. На расходы Пётр денег не жалел. Любил, чтобы приправа к главному блюду была острая и пикантная.
Раскрасневшийся от напряжённых размышлений Петька шёл рядом с Илонкой, тащил тяжёлый чемодан, искоса на неё посматривая, но не мог решиться даже за руку взять. Что за беда? Никогда прежде не испытывал он подобных проблем.
Девушка растерянно молчала, лихорадочно перебирая в уме возможные варианты развития событий, ей было не до разговоров.
Жизнь снова и снова преподносила неприятные сюрпризы, круто меняя судьбу. Что ждёт её завтра — неизвестно.
Уезжать домой, откуда убежала со скандалом, ужасно не хочется. В деревенском хозяйстве всегда рук не хватает, заняться есть чем, но вернуться, значит согласиться с безрадостной перспективой тяжёлого крестьянского труда на всю оставшуюся жизнь, значит жить по чужим правилам.
Чего она там не видела: отца — горького пьяницу, постоянно распускающего руки, мать, в сорок пять лет превратившуюся в старуху, сестёр, пухнущих чуть не всю зиму от голода, огород пятьдесят соток, скотину, требующую круглосуточно ухода и тяжёлого физического труда?
Пропади она пропадом, такая прекрасная жизнь. Уж лучше на завод устроиться, жить в общаге, зато иметь свободное время.
Девчонки рассказывали, что там всё по расписанию, и еды вдоволь.
Илона потому к Ефиму и поехала, что не могла больше жить хуже скотины. Ту хоть кормят вовремя, и не бьют. Единственная надежда была вырваться из ада и что теперь?
“Допустим, устроит этот бравый офицерик с ушами как у Чебурашки на ночь, дальше-то что? Бегать в поисках работы в чужом городе, где большинство людей разговаривает на незнакомом языке? Кто знает, что у них на уме. Да и у Петра этого, тоже. Вон как глазищами сверлит, раздеть взглядом норовит. Там и до беды недалеко. С поцелуем и объятиями сразу полез, изображал сочувствие, а сам…”
“Нет, это не выход. Пусть, конечно, поможет. Переночевать-то нужно, а рано утром бежать без оглядки. Вот только куда и зачем? Вот ведь лихо, как прицепится — не отлепишь”.
Просторный старый дом с большим фруктовым садом, обилие ярких цветов, прохладная тень, сладковатые экзотические запахи, впечатлили, даже настроение улучшилось.
Чистота внутреннего пространства так отличались от беспорядка и неустроенности быта там, на родине, что Илонке захотелось хоть немножко, совсем чуточку пожить в такой роскоши.
Сад был наполнен таинственными, совсем незнакомыми звуками. Откуда-то изнутри, постоянно меняя направление, появлялись и исчезали, то звон цикад, то пение незнакомых птиц. Иногда воздух взрывал страшноватый, режущий слух крик осла.
Пётр прошёл вглубь двора, который обвивали виноградные лозы и плетистые розы, усыпанные
