Харрисон — их отец, вспомнила Симона. В течение многих лет Жозе, мать, не разрешала ему видеться с детьми, и Рафаэль встретился с ним, только когда уехал из Кавернеса. Харрисон тепло принял его. Так же как и Габриель, когда через год та появилась в Австралии. Мужчина с большим сердцем. К тому же с завидным терпением. Чем он сейчас занимается? Разводит скот? На этом рынке цены всегда скачут то вверх, то вниз.
— Попроси Люка заплатить за вино, — предложила она.
— Попроси меня, — заявил Рафаэль, улыбнувшись уголком рта, что всегда заставляло сжиматься сердце Симоны. — Сколько раз ты собираешься выходить замуж, ангелочек?
— Один, — отрезала Габриель.
— Тогда сделай вот как, — начал он. — Харрисон захочет заплатить, а ты попробуй его остановить. И то же самое сделаю я. — Он бросил взгляд на Симону. — Деньги Дювалье нам не нужны.
— Разве гордыня не является смертным грехом? — заметила Симона.
— Подожди, — пообещал он мрачно, — и ты их увидишь. Все семь.
— Как скажешь. — Она неожиданно размечталась. Губы Рафаэля на ее губах, горячие и голодные. Ее руки на его теле, отчаянные и жадные. Желание вспыхнуло глубоко внутри. Сколько еще она продержится? И что сможет противопоставить его железному контролю? — И каков следующий? Похоть?
— О боже, — простонала Габриель. — Мне, наверное, следует притвориться, что меня здесь нет. К тому же я только что вспомнила об очень важной встрече.
— Останься, — взмолились Симона и Рафаэль хором.
— Ведь это, собственно, твоя идея, помнишь? — заметила Симона.
— О чем, черт возьми, я думала? — Габи потерла пальцами виски. — Ах да. Я хотела помочь вам заключить перемирие. Хотя бы на время моей свадьбы. Глупая!
Симона раскаялась:
— Извини, дорогая. Больше не буду.
Иниго появился в дверях, неся в одной руке ведерко с шампанским, в другой — бутылку красного вина.
— Не следует ли из вашего молчания, что решение по поводу вин принято? — с надеждой спросил он, сгружая все на стол.
— Не совсем, — объяснила Габриель. — Но мы выбрали три варианта.
— Какие?
Услышав ответ, Иниго просиял:
— Вы не будете разочарованы. Мысль о том, что вы потратите массу времени на изучение списка, приводила меня в ужас. — Он достал из ведерка шампанское, показал его Симоне, а потом, по ее кивку, ловко вышиб пробку и наполнил три бокала.
— А остальное отнесите, пожалуйста, на кухню, — распорядилась она. — И скажите повару, что нас интересует его мнение по поводу того, какой вид канапе больше подходит к шампанскому.
— Вы серьезно? — Иниго посмотрел на Рафаэля: — Она это серьезно?
Тот кивнул:
— Она просто обожает командовать.
— Ну, это не совсем так. — Симона изобразила милую улыбку. Ну, как можно вести себя прилично, если он все время ее подначивает? — Я предпочитаю считать, что просто даю возможность каждому делать его работу. — Она подняла ведерко с шампанским и протянула его Иниго. — На кухню.
— На кухню, — протянул менеджер. — Иду, иду. О, теперь я понял план, и, надо сказать, он мне нравится. Я и себе налью стаканчик, немного помедитирую над ним, а потом пригублю и сконцентрируюсь на составлении свадебного меню. Да, принесу-ка я те белые вина, которые вы выбрали, и открою красное вино, чтобы оно немного подышало. Вот так, значит, и пойдем, вот по такому, значит, плану. Дыши, моя крошка, дыши. Я знаю, мы встретимся снова, — уходя, мурлыкал себе под нос Иниго.
— Поздравляю, — сухо бросил Рафаэль. — Ты одержала победу.
— Разве это не наша общая победа? — удивилась Симона, приподняв левую бровь.
— Симона, — строго сказала Габриель, — не раздражай его. А то я не ручаюсь за последствия. Вам с Рафом уже не двенадцать лет. Едва ли он отомстит тебе, всего лишь подложив лягушку в туфельку.
— Жаль, — вздохнула Симона. — Я люблю лягушек. — В детстве она строила для них домики в каком-нибудь тенистом уголке сада, и Рафаэль знал это. Лягушки, которых он подкладывал в туфельки, были подарком, а не местью за ее дерзость. — За лягушек, — провозгласила она, поднимая бокал с пенящейся жидкостью.
— За детей Кавернеса, — подхватила ее подруга. — Чтобы они никогда не плакали.
— Неплохо, — улыбнулась Симона. — Только чересчур оптимистично.
— А скажите, милые дамы, сколько вы уже выпили? — поинтересовался Рафаэль.
— Вечно ты все портишь. — Габриель бросила на брата убийственный взгляд.
— Ага, никакого чувства момента, — согласилась с ней Симона, потягивая шампанское. — М-м-м… замечательно. Лучше бы сам попробовал, чем ворчать.
Она вовсе не была пьяна. Если Рафаэль немного расслабится, то и она сможет это себе позволить, и тогда появится шанс, что вечер пройдет без кровопролития.
Губы Рафаэля сжались, когда он взял со стола третий бокал. Было видно, что он испытывает жажду и чертовски зол. Может, она слишком поспешно распорядилась отнести бутылку на кухню?
— Это любимый сорт Люка, — заметила Симона. — Тебе нравится?
— Супер, — коротко ответил Раф. — Но не думаю, что тебя интересует мое мнение.
— Решила выяснить. Так, на всякий случай. Мне часто приходится этим заниматься. Можно сказать, привычка.
— А чем, собственно, ты занимаешься, принцесса? Ну, кроме того, что отдаешь распоряжения, конечно.
Он опять нарывается. И плевать, что он прекрасен, как ангел.
— Да ничем особенным. — Она лениво махнула рукой. — Шатаюсь по окрестностям Кавернеса. Присматриваю за положением дел на виноградниках и в замке. В общем, занимаюсь маркетингом для одного из отделений компании Дювалье. Вот и все. Сущие пустяки.
— Ты еще подбираешь персонал, — напомнила Габриель.
Симона покачала головой:
— Это обязанность Люка.
— Но ведь это ты предложила, чтобы Жозе подыскали работу где-нибудь в другом месте.
— А… — Симона сделала глубокий вдох. — Это… Ну да.
Долгое молчание Рафаэля насторожило ее. Его пристальный взгляд — еще больше.
— Ты уволила Жозе? — Голос его был очень мягок. Слишком мягок. — Ты?
— Да. — Симона попыталась сохранить самообладание. Она уволила мать Рафа с должности, которую та занимала целых тридцать лет. Но у нее были на то серьезные причины. Рафаэль жил в Австралии и не мог понять, в каком положении оказалась бы Габи, став женой Люка, если бы Жозе осталась экономкой Кавернеса. — Я.
— Почему?
Этот вопрос требовал продуманного ответа. Несмотря на то, что Раф уже несколько лет не поддерживал никаких отношений с Жозе, критиковать его мать неразумно.
— Потому что я хотела, чтобы она уехала из Кавернеса.
