Она села, спустив ноги на пол, сняла наушники и наклонилась, чтобы остановить проигрыватель. Лестер опустился на кровать рядом с ней. Теперь он улыбался.
— Я постучал, но ты не ответила, тогда я воспользовался правом старого друга и вошел. — Он посмотрел на наушники. — Значит, ты достигла, чего хотела, — теперь ты полностью и бескомпромиссно закрылась от всего мира. — Он покачал головой. — Знаешь, ты самая необычная женщина, которую я встречал. Этакая маленькая мышка — запряталась в свою норку, смотришь оттуда на жизнь, стоишь в стороне, ни в чем не участвуешь. Где живость и азарт, которыми всегда отличалась вредная младшая сестра моего старого друга Роланда?
Ее взор затуманился.
— Их больше нет. Я встретилась с жизнью лицом к лицу и с разочарованием узнала о ней всю горькую правду.
— Бог мой! Ты так говоришь, будто какой-нибудь испорченный плейбой нанес тебе неисцелимую сердечную рану! Это так?
— Нет, ничего подобного. Если бы со мной такое случилось, то я хотя бы пожила немного полной жизнью.
Он усмехнулся.
— Сколько горечи, а ведь ей всего двадцать шесть! — Он сменил тон. — Боже правый, девочка, да ты еще не начинала жить. Это ты в себе разочарована, а не в жизни. Ты заперлась в замке, который сама создала, недотрога. — Он лениво окинул ее оценивающим взглядом. — Тебе следует всегда так одеваться.
Элиза покраснела и опустила глаза.
— А теперь, надо думать, ты станешь советовать мне пользоваться косметикой, чтобы скрыть прыщи.
— Лучшая косметика — счастье и хорошие отношения с представителем другого пола. Это тебя совершенно изменит.
— Спасибо большое, — кисло сказала она.
Он засмеялся:
— Просто советую, как старый друг. Нет, ну серьезно, Элиза. Хороший парень смог бы разрешить все твои проблемы.
Она нахмурилась:
— Когда хороший парень — как ты это называешь — появится, я его даже не узнаю, а если бы и узнала, я ему буду не нужна.
— Да перестань ты, пожалуйста. От твоего самоуничижения меня просто тошнит!
— Ну извини, я тебя сюда не приглашала.
Он открыл было рот, чтобы возразить, но, увидев в ее глазах тоску и одиночество, мягко сказал:
— Снова мы готовы подраться, а ведь разве мы не старые друзья? — Она натянуто ему улыбнулась. После недолгого молчания он сказал: — Мне очень жаль — я слышал про твою маму. Тебе, наверное, ее очень не хватает. — Она кивнула, не зная, каким потерянным сразу стал ее взгляд. — На твои плечи свалилось столько обязанностей — следить за домом, за отцом и за братом…
— Некоторые женщины в моем возрасте уже имеют мужей и двоих-троих детей. Мне не на что жаловаться. — Она взглянула на него и снова увидела жалость в его глазах.
Что ей сделать, чтобы убедить этого человека, что ей не нужно его сочувствие, что она более чем довольна своей жизнью в таком виде, как сейчас?
— А твоя невеста… Нина… Какая она, Лестер?
Казалось, он тут же смутился и расстроился из-за ее вопроса.
— О, — сказал он, — у нее светлые волосы, она хорошенькая, не очень высокая. Учится на медсестру в большой больнице в Ньюкасле.
— А когда вы собираетесь пожениться?
— Не сейчас. Она сначала хочет получить образование.
Элиза снова посмотрела на него, пораженная.
— Ты говоришь, она только учится на медсестру? Значит, ей не так много лет?
Ему явно было не по себе, и он уперся взглядом в ковер.
— Ей восемнадцать.
— Восемнадцать? Лестер, но ведь тебе — тридцать, четыре!
— И что? — У него в глазах появилось воинственное выражение.
— Получается, что она на шестнадцать лет моложе тебя.
И тут он напустился на нее:
— И что из этого? Ты что, думаешь, я не умею считать?
— Извини. Просто я удивилась, вот и все.
— Ладно, ты меня тоже прости, что я вспылил. Но правда, меня и самого иногда тревожит, что я настолько старше ее.
Элиза не могла придумать, что сказать. Совершенно ясно, что для него это было настоящей проблемой и он постоянно и безуспешно пытался осмыслить ее, так что бессмысленно было предлагать ему банальные утешения.
Лестер встал и начал беспокойно бродить по комнате. Вдруг наклонился, вынул что-то спрятанное за подушку на кресле.
— Кукла? Кажется, я ее где-то видел раньше!
— Наверняка видел — ведь это ты мне ее подарил!
— А, теперь вспомнил — я старался загладить свою вину за то, что задал тебе трепку. Мне пришлось потратить на нее все карманные деньги за шесть или семь недель. — Он поправил на кукле платье. — Она где-то потеряла руку.
— Да. Я… я так на тебя рассердилась, что оторвала ей руку в первый же день, как ее получила.
Она посмотрела на него полным раскаяния взглядом и увидела, что он шокирован и не может в это поверить.
— Так ты меня действительно ненавидела! — воскликнул он и бросил куклу на кресло, будто ему было невыносимо прикасаться к ней. Затем подошел к столу и уставился на музыкальный центр. — Значит, это и есть твой волшебный ковер-самолет, который уносит тебя от реальности в мир фантазий?
Она проигнорировала насмешку в его словах.
— Это самая современная модель. Смотри, — показала она ему, — вот это настройка, кнопка для радио, здесь встроенный микрофон, а это — показатель уровня звука при записи.
Лестер смотрел на нее, и она уловила странное выражение в его взгляде. Она отвернулась, смутившись, не зная того, что ее энтузиазм вызвал на ее щеках привлекательный румянец и сделал глаза непривычно яркими.
— Давай, — потребовал он, — расскажи-ка мне побольше. — Он взял в руки наушники. — Почему ты слушаешь в наушниках, если у тебя есть два превосходных усилителя?
— Ну во-первых, из-за папы, он много работает дома и не выносит шума… А во-вторых… — Она запнулась. Как ему объяснить, чтобы не слишком выдать себя?
Лестер, казалось, почувствовал, что в ней происходит борьба, и терпеливо ждал. И Элиза сказала, надеясь, что он не станет смеяться над ней, как в детстве:
— А во-вторых, потому, что это так замечательно — слушать музыку в наушниках. — Она осеклась.
— Продолжай, — попросил ее Лестер. — Расскажи, в чем тут дело.
Подбодренная его явным интересом, она заговорила, правда, с трудом, как человек, который был заперт много месяцев в одиночестве и теперь постепенно привыкает общаться с другим человеческим существом.
— Это… это охватывает все тело. Ты закрываешь глаза и… реальный мир исчезает. Возникает ощущение чистой радости. — Она украдкой бросила на него взгляд и увидела, что его лицо совершенно серьезно. Он не смеялся над ней, поэтому она набралась мужества и продолжала: — Это трудно объяснить. Кажется, что это твоя личная музыка и она становится частью тебя. Ты чувствуешь взаимодействие между своей душой и музыкой и находишься в полном безбрежном единении с ней. — Она снова замолчала.
