с большой натяжкой.
Ее двоюродная племянница Ангелина того же мнения. От ее любопытных взглядов на моей роже уже не осталось живого места. Как и от взглядов моего шурина. Романов вместе с женой сидит напротив. Люба в основном молчит, но она умеет разговаривать, насколько я знаю. Очевидно, ее очень смущает внимание моей тещи. Та глаз с нее не сводит, ну а Саня сегодня подрабатывает клоуном. Травит байки о своих студентах, обходя вниманием то, что его жена до недавнего времени тоже была его студенткой.
Помимо них, меня и Оли, за столом присутствует ее подруга Маша, отец, новоиспеченный муж Ангелины и мой сын. На Мишане черный костюм с бабочкой, в руках мой телефон с запущенной на нем игрушкой. Болтая ногами, он зависает в ней на соседнем от меня стуле.
Подарочные цветы разместили на подоконнике. Среди них есть розы, я не сомневаюсь – выбор родителей. Вообще-то, розы Оля не любит. У ее бабушки был розарий, и внучку она впрягала в процесс ухода за ними на добровольно-принудительной основе. Примерно с апреля по ноябрь Оля ходила с расцарапанными руками. Я бы сказал, что розы она ненавидит, и, скорее всего, этот букет здесь забудет, потому что дотрагиваться до них она тоже ненавидит.
Допускаю, что ее родители могли забыть об этом нюансе, но с большой вероятностью предполагаю, что на эту “придурь” им просто класть.
Ее глаза перемещаются с Миши на меня.
Я кожей чувствую ее мысли.
Я и сам хочу того же – поцеловать ее впервые за три дня. Я был на мастер-классе в соседнем королевстве. Однодневная поездка растянулась на два дня, потому что Боря пробил колесо, и заменить его в чужом городе в пик ротации сезонной резины оказалось настоящим геморроем.
– Так вот, заведующий кафедрой до сих пор спрашивает, как у нее дела… – Ангелина машет бокалом в сторону именинницы. – Ну и еще пара преподавателей тоже. В общем, Олю Любимову у нас помнят! За мою любимую тетушку… – предлагает тост.
Насколько я понял, Ангелина недавно окончила тот же факультет, что и Оля, только осталась в аспирантуре. То, чего моя жена в свое время позволить себе не смогла, потому что выбрала материнство и меня.
– Спасибо… – улыбается знаменитая Любимова.
После развода она вернула свою фамилию. Увесистый тумак в мою сторону, который я когда-то оценил.
– Вас там тоже помнят, – смущается ее племянница, переводя разговор на меня. – Вы там, кхм… на доске почета, как университетское достояние…
– Можно на “ты”, – улыбаюсь кривовато.
– Не зазвездись, – фыркает Саня.
– Постараюсь.
Я не хочу стягивать на себя внимание, но это все равно случается. Неизбежно, как всегда. Обычно всем интересно послушать мое мнение по-любому, даже самому тупому вопросу, будто я оракул или кандидат в выдающиеся мыслители. Разговор вертится вокруг вышедшего на этой неделе телевизионного ролика моего общения с жалобщиками. На эту тему откликается даже Мишаня. Сын суперрадостно развешивает уши, выныривая из телефона, но моя теща решает разбавить неформальную приятную обстановку ложкой фирменного дегтя.
– Разве у нас к людям кто-то прислушивается? – вклинивается в разговор. – Вот, например, тот случай с общежитием. Люди бастовали против сноса, и что? Кому до них дело?
Судя по всему, вопрос адресован мне, хотя смотрит она в сторону.
– Станет гораздо хуже, – объясняю. – Когда этих людей спасатели будут доставать из-под завалов, потому что аварийное здание рухнуло.
– Сорок лет простояло и еще простоит, – парирует она.
Все это я уже слышал.
От разных людей и в разной форме. Выслушивать это сейчас —абсолютная херня, но выбора у меня, судя по всему, нет.
– Брать на себя такие риски я не хочу, – отвечаю.
Оля поджимает губы, глядя в свой бокал, остальные тактично молчат. Моя теща не считает тему закрытой, поэтому продолжает:
– А людям куда идти? Там ведь “незащищенные слои общества”, будем так это называть. Куда их, на улицу?
– С людьми работает соцкомитет. Им предложены программы по расселению.
– Слышали мы про эти программы…
– Проследить за каждым я не могу. Для этого есть компетентные люди. Каждый делает свою работу.
– А на людей всем плевать, – итожит она.
– Иногда приходится выбирать из двух зол.
– А после нас хоть потоп.
– На моей памяти по твоей инициативе из гимназии как-то отчислили троих ребят, – голос Оли рассекает наш “спор”. – За несколько месяцев до получения аттестатов.
– Отчислили, – гордо кивает ее мать. – За употребление алкоголя и курение в общежитии. Извините, у нас не притон. У нас первый лицей в городе, такое недопустимо.
– И что с ними стало?
– Откуда мне знать? – удивляется она.
– То есть, – Оля тычет в нее подбородком. – Ты не интересовалась.
– Нет, конечно, – фыркает.
Подношу к губам кулак, чтобы спрятать улыбку.
– То есть, сделала то же самое, что и Руслан, – наседает на нее дочь. – Свою работу. Так?
– Да, сделала.
– А после тебя, хоть потоп? – заканчивает Оля свою мысль. – Ты о людях подумала?
– Что? – приоткрывает она рот. – Это разные вещи.
– А по-моему, это одно и то же.
– Брейк… – вмешивается Саня.
Оля замолкает, как и ее оппонентка. Я вижу легкую россыпь красных пятен на ее шее сразу над круглым вырезом строгого праздничного пиджака. Вижу, как ее дочь накалывает на вилку салатный лист и сосредоточенно его жует.
– За мир во всем мире… – Маша рассеивает общую неловкость своим тостом, к которому быстро присоединяются.
До конца вечера я не имею удовольствия слышать голос тещи, зато слышу смех именинницы. Я не считал ее бокалы, но навскидку она вылакала не меньше бутылки вина, и я подыхаю от желания собрать это вино с ее губ, когда такси везет меня по вечернему городу часом позже.
Наши дни. Руслан
Лифт скрипит, поднимая меня на шестой. Выйдя, на ходу расстегиваю пальто и сворачиваю в коридор лестничной клетки.
У меня есть ключи, но дверь не заперта.
Шагаю в квартиру навстречу распахнутым для меня объятиям.
Твою мать.
Я действительно ждал этого весь вечер. Этого контакта, от которого в башке пустеет.
Пригнувшись, сгребаю ладонями охуенные округлые ягодицы, впечатывая стройные бедра в свои.
– М-м-м… – громко тянет мне в губы.
В волосы зарываются прохладные пальцы. Ломлюсь языком в теплый рот, где меня встречают также гостеприимно.
Зараза…
Трогаю Олю всюду.
Задницу, спину, плечи.
Скольжу ладонями по шелку платья, сжимая достаточно похабно, чтобы дать ей понять – мои намерения очень скотские.
Выгибается и тянет за собой мою голову, заставляя сжимать свою талию и бедро.
Блять. Я
