стола рабочий мобильник.
Двигаясь по мэрии, я набираю главврача главной городской, когда он не берет трубку, я звоню его заместителю, которому передаю очень корректную и настоятельную просьбу отыскать мне своего шефа в течение пяти минут.
Он связывается со мной, когда сажусь в служебную машину.
Прошу его взять на контроль госпитализацию Оли и все, что включает в себя ее пребывание в медицинском учреждении.
Мне не впервой пользоваться своим административным ресурсом. Эту школу я прошел давным-давно. Давным-давно научился собирать с людей “долги”, но сегодня я на взводе, поэтому звучу резко даже по собственным меркам. Два месяца назад я потратил свой выходной на то, чтобы помочь ему разгрестись с министерской проверкой, кроме этого, занимаемая им должность подведомственна мне, поэтому мое хуевое настроение он принимает стоически.
Нам с Борей приходится потратить в пробке лишние пятнадцать минут. В любом случае я никогда не катался по городу с маячками и не собираюсь этого делать.
– День добрый… – главный встречает меня прямо на входе в регистратуре. – Давайте сразу в отделение поднимемся. У меня пока информации нет, вот только отправил туда врача… очень хороший специалист. Стаж семнадцать лет…
Я не слежу за дорогой, пока быстро двигаемся по коридорам, выйдя из служебного лифта на четвертом этаже, где дежурная медсестра сообщает о том, что Олю увезли на компьютерную томографию легких, и мы разминулись.
Сев на диван у сестринского поста, извлекаю из кармана рабочий телефон и принимаю пару звонков. Сняв пальто, кладу его на диван, расхаживая по коридору в нетерпении.
Мое ожидание растягивается.
Это нервирует.
В итоге вместо главного ко мне подходит медсестра, предлагая белый одноразовый халат и бахилы, после чего просит следовать за ней.
– Блять, – сжимаю руку в кулак, понимая, что мы направляемся в реанимацию.
Наши дни. Руслан
Галстук душит.
Распускаю узел и расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки, не мигая следя за тем, как по коридору перемещается медперсонал, появляясь и скрываясь в палате номер два.
От напряжения постукивает в башке.
Я знаю, что забыть про меня сегодня здесь никто не додумается, поэтому просто жду, глядя на всю эту циркуляцию исподлобья.
Врываться в реанимационную палату, когда там работают врачи, для меня на ментальном уровне неприемлемо, но от непонимания того, что там происходит, крутит живот.
Главный выходит из палаты, и я встаю, двигаясь ему навстречу.
– Отойдем… – указывает на окно. – Двусторонняя пневмония, – начинает излагать мне. – Поражение легких шестьдесят процентов.
Сердце тормозит на секунду, потому что даже для меня это шокирующая новость.
Как, блять, такое возможно, Оля?!
Пальцами загребаю на лбу волосы, проводя по ним ладонью.
– Это опасно для жизни? – спрашиваю быстро.
– Безусловно, – кивает он.
Первая ласточка реальной паники сковывает нутро.
– Какой прогноз? – голос хрипит.
Он чешет пальцами подбородок, поправляет очки.
– Как вы понимаете, ситуация критическая, – намекает на то, что мы находимся в реанимации. – Честно говоря, сегодня счет шел на часы. На часы, понимаете?
Я нихера не понимаю, поэтому молчу.
– Сейчас больной оказывается реанимационная терапия. Она пока дышит сама, но, как я и сказал, в таких делах все каждый час меняется. Лучшее, на что мы можем надеяться – что не придется подключать ее к аппарату искусственной вентиляции.
– Это плохо? Подключение? – также хриплю я.
Он рассказывает о причинах и рисках искусственной вентиляции легких, разжевывая мне ситуацию соразмерно тому, как давлю на него взглядом. Подробно, местами муторно, как для человека, который никогда не имел дела с данным вопросом.
– Я бы посоветовал молиться, чтобы этого не случилось. Ей лучше справиться самой, понимаете? И лучше в ближайшие сутки дать положительную динамику, – итожит, заставляя меня снова запустить руки в волосы.
Как бы я не пыжился, страх расползается по клеткам, вызывая прилив холода в груди. От этого голос снова хрипит.
– Какие у нее шансы на эти сутки?
– Не могу сказать, все зависит от агрессивности болезни и от резервов организма…
– И от правильно оказанной помощи, – обрубаю его резко.
– У нас новейшее оборудование! – протестует. – И лучшие врачи, профессионалы своего дела.
Меня это не успокаивает. Нихрена не успокаивает!
– Я хочу поговорить с ее врачом. Когда она должна дать первые результаты?
– Ну, это же не компьютерная программа… такое можно только спрогнозировать… – растекается его ответ.
– Тогда прогнозируйте, – киваю ему. – Через сутки у нее наступит “точка невозврата”, если все к этому будет идти, собирайте консилиум.
– Какие-то выводы можно будет сделать не раньше, чем через пять-восемь часов… ну и вообще, все может ухудшиться в любую минуту, сейчас нет никаких гарантий, что организм примет ту помощь, которая уже оказана…
– Я могу к ней зайти?
– Пациентка без сознания. Реакция на введенные препараты. Сейчас будете только мешать.
– Хорошо, – засекаю время.
На часах почти два часа дня.
Это напоминает мне о том, что за окном разгар рабочего дня, но это не отрезвляет. Мои мысли сбоят и скачут, на спине проступает пот. Никакая сила не заставит меня уйти отсюда. В этот момент я посылаю к чертям свою работу и этот город, понимая, что в моей жизни прямо сейчас они стали ничем.
– Где я могу подождать? – смотрю на заслуженного врача страны.
– Руслан Робертович… – поджимает губы. – Мы держим руку на пульсе. Все фиксируем. Следим… чуть что, сразу с вами свяжемся…
Я в это не верю. Не верю в то, что, выйдя отсюда, буду иметь сколько-нибудь достоверную информацию. Я не могу уйти, пока Оля болтается в гребаной неопределенности на расстоянии вытянутой руки от меня!
– Я предпочитаю получать всю информацию, находясь здесь. Где я могу подождать?
– Это реанимация, – пыхтит он. – Не проходной двор…
Вкладываю в свой взгляд достаточное количество ледяного спокойствия, чтобы через пять минут меня разместили в служебной комнате отдыха, где нет ничего, кроме умывальника и кожаного продавленного дивана.
Сев на него, опускаю лицо в ладони, чувствуя, как страх камнем оседает в груди. Закрепляется там, холодя мою кровь и мозги.
Мне нужно позвонить сыну. Сообщить родственникам. Но я не двигаюсь, давая себе немного времени на передышку.
И еще молиться.
Хоть черту, если нужно, но я не верю в молитвы. Я просто выпотрошу эту реанимацию, если потребуется. Просто выпотрошу…
Семь лет назад. Руслан
Датчик на приборной панели мигает, когда начинаю парковаться во дворе своей пятиэтажки. Я уже в курсе, что устранить эту поломку можно тупо разомкнув и сомкнув клеммы, но слишком замахался сегодня, чтобы лезть под капот.
Глушу
