Теперь он достаточно заботился о том, чтобы причинить боль. Это было немного, но этого было достаточно, чтобы у меня закружилась голова от радости.
— Сейчас, — он погрузил в меня два пальца, сгибая их, когда звук моих соков, цепляющихся за него, наполнил воздух, — могу ли я вылизать мою жену, затем трахнуть ее, а затем снова вылизать ее? Я отменил все свои встречи на сегодня, просто чтобы я мог это сделать.
Он убрал свои пальцы и высосал их из моего желания к нему.
Я ухмыльнулась.
— Можешь.
Я была так довольна и измучена, что каждый мускул в моем теле болел. Ромео стоял у плиты и грел молоко для моего горячего какао. Белый жидкий шоколад от «LA Burdick», который он специально поручил Хетти заказать для меня перед зимой.
Это был первый раз, когда он сделал для меня что-то полуромантическое.
Это ничего не значит, Дал.
Тем не менее, я не могла прислушаться к собственному предупреждению.
Ромео высыпал в кастрюлю два совочка бритой смеси «Бурдик».
— Я брал с собой чашку в класс каждый раз, когда температура падала. Даже в Массачусетском технологическом институте, где ближайшие магазины находятся на Гарвардской площади или через мост.
Я сделала вид, что задыхаюсь.
— Ты имеешь в виду, что помимо брюссельской капусты и куриных грудок, которые ты ешь, существует что-то еще?
Мои глаза были прикованы к его жилистому предплечью, пока он взбивал смесь. О Боже.
— Ты поймешь, когда попробуешь.
Честно говоря, на вкус это могло бы напоминать жидкий навоз, и я бы все равно потребовала несколько секунд, хотя бы ради того, чтобы посмотреть на его порнографию в первом ряду, когда он собирал это блюдо.
Я наслаждалась его видом. Без рубашки, великолепно мощный и почти мой.
Его напряженные мышцы напрягались каждый раз, когда он делал малейшее движение. Тонкий слой пота все еще лип к его загорелому телу.
Я с удовольствием наблюдала за ним со своего места на стуле, который Хетти занимала всего час назад.
— Я заказал копии твоих обручального и свадебного колец, — Ромео налил шоколад в мою кружку в форме котла, испещренную заклинаниями Генри Плоткина. — Они должны прибыть в конце следующей недели.
Мое глупое сердце затрепетало в груди. Было так трудно сдерживать свои чувства, когда все, что я хотела сделать, это дать им волю. Наблюдать, как они растут, развиваются и эволюционируют.
Я изобразила скуку.
— А что насчет твоего кольца?
Он высосал из большого пальца остатки молока, поставив кружку передо мной. Свежие взбитые сливки и стружка мяты. Точно так, как мне нравилось.
Обращал ли он внимание?
Ромео сел напротив меня.
— Мое обручальное кольцо должно прибыть примерно в то же время.
Я услышала все, что хотела услышать. Почему я не была удовлетворена?
Была ли это роза, которая медленно умирала, прежде чем Ромео успел влюбиться в меня? Была ли я просто угрюмой? Гормональной? Тоскую по дому?
Я покрутила чайную ложку в горячем шоколаде, сосредоточившись на нем.
— Печеньао?
Мои глаза заблестели.
— Да?
Он нахмурился.
— Почему ты выглядишь такой угрюмой?
Потому что ты все еще ничего не чувствуешь ко мне. Ты просто принимаешь меня как свою. Как принимают нового коллегу или соседа. Кто-то случайный, кто вошел в твою жизнь и остался здесь навсегда.
Я попыталась проглотить свое разочарование, но не смогла.
Мысль о том, чтобы лечь с ним в постель сегодня вечером, разделить с ним свое тело, не поделившись ни единой мыслью, преследовала меня.
Я сделала знак между нами.
— Потому что это не реально.
— Уточни.
— Это. Мы, — я вздохнула, отодвигая от себя какао. Все было серьезно, когда я не была в настроении для чего-то сладкого. — Мы так много делим вместе, и в то же время ничего. Ты не знаешь меня. Не совсем. Ты даже не попытался узнать обо мне больше. Ты открылся мне, и за это я тебе благодарна. Но ты ничего обо мне не знаешь. Никаких заманчивых деталей, которые сделали бы меня более привлекательной в твоих глазах. Ты не знаешь, какой у меня любимый цвет. Моя любимая еда. О чем я мечтаю...
— Твой любимый цвет – синий.
Господи, мог ли он звучать более бескорыстно?
Но он был прав.
И я был потрясена.
Он откинулся на спинку, пожав плечами.
— Ты всегда носишь синее. Он дополняет твой загар. И ты тяготеешь к синим вещам. От чехла для телефона «Генри Плоткин» до твоей любимой сумки «Chanel» – все синее. Что касается твоей любимой еды, то это ломо сальтадо. С добавлением аджи верде, — даже малейшая его ухмылка направила лучи вожделения прямо в мою кровь. — Ты заказываешь его три раза в неделю. У курьера практически есть код наших ворот. Ты всегда меняешь блюда для разнообразия, когда заказываешь в любом другом ресторане. Кроме перуанских.
Точно. Снова.
Может быть, я была более прозрачной, чем я думала.
Я подавила улыбку, зная, что если выпущу ее, он увидит, как глупо я влюблена в него.
О, нет.
Я была влюблена, не так ли? Влюблена в Ромео Косту. Самого холодного и наименее сочувствующего человека на планете Земля. Бог войны.
Вся влага ушла из моего рта. Адреналин в моем теле пробудил меня от сонливости, вызванной оргазмом.
— Но ты не знаешь о моей мечте. Моей настоящей мечте. Не те, о которых я шучу.
Он выгнул бровь.
— Дети?
Я покачала головой.
— Это цель, а не мечта.
— Тогда нет. Я не знаю. О чем ты мечтаешь, Даллас Коста?
Быть Даллас Костой, потому что это твой выбор, а не часть твоего плана.
Хотя у меня была гораздо более старая мечта.
— Я хочу дом, который также является библиотекой.
— Библиотека в твоем доме? — поправил он, нахмурившись.
— Я сказала то, что сказала. Я хочу, чтобы дом был выпотрошен изнутри и превращен в библиотеку. Каждый его дюйм. В каждой комнате будут полки, от стены до стены, от пола до потолка. Независимо от того, куда ты идешь. Кухня. Столовая. Ванная комната. Везде.
Он изучал меня так, словно я была интригующим произведением искусства, на которое он только что наткнулся в музее. Совершенно новый для его глаз.
Медленно кивнув, он отклеил жевательную резинку и положил квадратик на язык.
— Теперь я знаю.
Ну, это было разочаровывающим.
Я тяжело сглотнула, чувствуя себя глупой и по-детски.
Я сменила тему.
— Значит, тебе сегодня стало плохо, и ты пришел ко мне. Осторожно. Я могу подозревать, что у тебя появляются ко мне чувства.
Шутка вышла нелепой и неправильной. Скорее обвиняющей, чем кокетливой
— Мне нужен был быстрый трах, чтобы избавиться от избыточной сдерживаемой ярости, — он потянулся к бутылке с водой, сделал глоток. — Сделай себе одолжение и не вчитывайся в это. Мне бы не хотелось ранить твои чувства, Печенька. Они так ценны. Как и ты, кстати.
Это был самый покровительственный, двусмысленный и ужасный комплимент, который мне когда-либо делали. И я даже не могла сказать ему об этом, потому что тогда он знал бы, как сильно он меня обидел.
— Эй, Ромео?
— Хм?
— Ты заметил, что в последние несколько дней не слишком много жевал жвачку?
Я заметила.
Я замечала в нем все.
Ромео наклонил голову.
— Это верно. Прошло несколько дней.
— На днях тебе придется рассказать мне, почему ты так любишь жвачку и тишину, — поддразнила я, найдя его ногой под столом.
— Почему тебе так интересно?
— Потому что наши привычки говорят нам, кто мы есть. Твои причуды – это часть тебя, — я сделала паузу. — И я хочу собрать тебя по кусочкам, Ромео Коста. То есть, если ты мне позволишь.
Он вскочил, захватив с собой бутылку с водой.
— Я буду в своем кабинете, за работой. Спасибо за трах, Печенька.
ГЛАВА 57