Он нахмурился, посмотрел на стенные часы. Половина одиннадцатого. Кто бы это мог быть в такой час?
Он открыл дверь, и его сердце подпрыгнуло.
Кимберли.
Она робко посмотрела ему в лицо, потом ее взгляд скользнул на его голую грудь.
— Я собирался спать, — пробормотал он, объясняя, почему на нем одни только джинсы.
Она снова посмотрела ему в лицо. Даже в неярком свете фонаря над крыльцом он видел румянец у нее на щеках.
Она прочистила горло.
— Простите, что беспокою вас, — сказала она, бесцельно жестикулируя. — Я заехала в агентство, нашла ваш адрес. Этого я никогда не делаю — если положение не критическое, — но сейчас, похоже, критическое. — Она тяжело вздохнула. — Я хочу принести извинения за то, как я вела себя.
— За то, что поцеловала меня?
— Нет, нет, ну, может быть, да, но, — она прочистила горло снова, — за то, что неверно оценила ситуацию. Мне бы не следовало так…
— Не за что извиняться.
Подул ветерок, принеся аромат жимолости. Вдалеке закричала сова.
— Хочешь стакан лимонада? — спросил Найджел.
Она моргнула.
— Нет, я должна идти.
Но не ушла.
Импульсивно он взял ее за руку и ощутил, какая маленькая, мягкая у нее рука.
— Ты слишком волнуешься, — тихо сказал он, потянув ее за собой.
Она вошла и огляделась. Его квартира поразила ее размерами. Мягкое кожаное кресло, кушетка, на которой могли поместиться шесть обычных людей, какое-то высокое растение в углу.
Он жестом пригласил ее на кушетку.
— Садись, я сейчас вернусь.
Он действительно почти мгновенно возвратился с двумя стаканами лимонада и вручил ей один, затем сел на дальний край кушетки. В ярко освещенной комнате было уютнее, чем в полутемном баре. Глядя на Кимберли, Найджел ясно видел, какие они разные.
Они отличаются, да, но одновременно дополняют друг друга. Так, как и должно быть между мужчиной и женщиной.
— У вас много фотографий, — сказала она, глядя вокруг.
— Моя семья.
— Большая.
— Да. Три родных сестры, семь теток и дядей, а кузенов больше, чем я могу сосчитать. Большинство до сих пор живет в моем родном Бостоне.
— Моя семья тоже осталась в моем родном городе. — Она поставила стакан на стол. — Папа и брат.
Он услышал грусть в ее голосе и инстинктивно подвинулся ближе.
— Скучаешь без них?
Она пожала плечами.
— Я скучаю… по тому, как все было раньше. — Она засмеялась немного грустно. — Образно говоря, я уехала из города на черной лошади, не на белой. Никогда снова не хочу быть объектом грязных сплетен.
Грязные сплетни? А он думал, что догадался о многом из прошлого Кимберли Логан, главы агентства и необыкновенной деловой женщины. Он думал, что она училась на «отлично», на парадах шла в первых рядах. Но сплетни? Ничего удивительного, что она настороже.
Он увидел выражение беззащитности, мелькнувшее у нее в глазах.
— Со мной ты в безопасности.
Слова выскочили неожиданно для него самого.
Но она удивила его мягким, неожиданным смехом, когда протянула руку и коснулась его руки.
— Я знаю, — прошептала она.
Время для него остановилось. Ее прикосновение прожгло его кожу и наполнило жаром, будто все внутри у него превратилось в горячую лаву.
Внезапно он осознал, что сжимает стакан лимонада так крепко, что может раздавить его рукой. Со свистом выдохнув, он поставил стакан на стол и встал.
— Я думаю, тебе пора уходить.
— Я сказала что-то не так?
— Ничего, — хрипло ответил он.
И, вероятно, мог бы продолжать играть в благородство, если бы не почувствовал мягкое, робкое прикосновение ее руки к своей спине. Он закрыл глаза, чтобы не ощущать тепло ее тела, не ловить опьяняющее дуновение ее духов.
— Найджел, — прошептала она, мягко потянув его за руку, подзывая его, чтобы он повернулся и оказался лицом к ней.
Найджел стоял, боясь вздохнуть, боясь двигаться, боясь случайно сказать или сделать что-нибудь не так.
— Граница, — наконец пробормотал он.
— Что?
— Ты переходишь ее.
Сердце забилось у нее в горле. Она медленно закрыла глаза, потом открыла, и от ее взгляда ему показалось, что он вдохнул не воздух, а огонь.
— Ну и черт с ней, — едва слышно произнесла она.
Этого оказалось достаточно. Он положил ладонь на ее шею и наклонился к ней, приблизив свои губы к ее губам. Взрыв изумления и удовольствия сотряс его тело, когда Кимберли с тихим стоном раздвинула губы.
Она была на вкус подобна лимонам и лету, свежему и горячему. Он провел по ее губам языком, с каждым прикосновением распаляясь все больше.
Она, задыхаясь, откинула назад голову, затем обняла его и притянула к себе. Ее ответный поцелуй был волшебным, ее язык коснулся уголка его губ.
Тогда он охватил ее рукой, приподнял и застонал от счастья, когда она прильнула к нему. Желание поднялось в нем волной. Он запустил пальцы в ее волосы, а его губы прижимались к ее губам, отчаянно торопясь наверстать упущенное. Он почувствовал, как ее ногти впиваются ему в спину.
Он собрал всю свою волю и отодвинулся от нее. Его грудь вздымалась.
Когда ритм его сердца стал чуть медленнее, он взял ее лицо в ладони, будто хотел принести молчаливое извинение, что был слишком груб, слишком безудержен.
Она притянула его руку и поцеловала ее. Потом, все еще, глядя прямо ему в глаза, отпустила его руку и расстегнула свой пиджак. Блузка последовала за пиджаком. Лифчик у нее был с застежкой спереди, и она уже собралась расстегнуть его, но Найджел мягко взял ее за руки.
— Моя очередь, — шепотом сказал он.
Он опустил ее руки, затем расстегнул лифчик и сдвинул тонкую ткань, чтобы видеть ее груди. Полные, с розовыми сосками, они покрылись гусиной кожей.
— Как ты прекрасна, — прохрипел он.
Он обвел пальцами одну грудь, потом другую, слегка дотронувшись до затвердевшего соска.
Кимберли застонала от удовольствия и потянулась к его поясу. Он снова поймал ее руки.
— Сегодня вечером я — твой инструктор.
Она хотела что-то сказать, но только улыбнулась.
— Конечно, — сказал он, улыбнувшись в ответ, — я, как бы сказать, немного, хм, не готов. — Он пожал плечами, сжав ее руки. — Никого не ждал.
— Понимаю, — она сказала мягко. — Я тоже.
Кимберли на мгновение почувствовала себя ошеломленной этим мощным и таким искренним мужчиной. И с его сердцем дело обстоит точно так же. Если он отдаст свое сердце, то уж без всяких условий и навсегда. Его любовь была бы настоящей. Даже, можно сказать, невинной. Что-то сжалось у нее в груди, и она сказала себе, что сжимается что-то другое, а не ее сердце. Я не могу влюбиться в этого мужчину.
