— Они не смогут нас остановить. Нам уже дали лицензию на разработку земли. Нам с дедом принадлежит полностью все поместье, так что мы можем делать там, что хотим.
— Люди обратятся в суд, они добьются официального запрета.
— Ах вот как? Это не так просто, как ты думаешь. И потом, у меня есть свои методы обращения с такими людьми, которые ставят эстетику выше насущных потребностей, можешь иметь это в виду.
— Ты просто самый настоящий вандал! — воскликнула она, почувствовав свое поражение и скатываясь до оскорблений. — Ты безжалостный варвар, тебе приносит удовольствие разрушение!
Лестер обменялся снисходительной улыбкой с Роландом.
— Снова вспомнила детство. Знает, что проиграла, и пытается смягчить горечь тем, что обзывает меня. Если тебе это доставит удовольствие, давай продолжай, оскорбляй меня дальше. Меня это нисколько не беспокоит. — В ее глазах он заметил злость, увидел, как кулаки ее сжались, и иронически усмехнулся: — Еще минута — и ты начнешь меня тузить, как в детстве, когда я слишком сильно тебя доставал.
Она побледнела от его насмешки.
— Если и так, в этом будет не моя вина, а целиком твоя. Ты меня до этого доведешь. Ты такой… такой самоуверенный, такой… такой презрительный и высокомерный, такой чертовски надменный! Ты, видимо, совершенно уверен, что во всем прав, да?
Тут вмешался Роланд, зная непредсказуемый запальчивый нрав сестры:
— Помимо музыки, Лестер, этот лес — ее единственное утешение.
Но вмешательство Роланда, как оказалось, только ухудшило дело.
— Утешение? — едко переспросил Лестер. — Да какое ей утешение в ее возрасте нужно? Лучше заведи себе друга — если сможешь. Сделай что-нибудь, вернись к жизни. — Он с презрением посмотрел на нее. — Знаешь, если бы семнадцать лет назад мне кто-нибудь сказал, что ты вырастешь такой безжизненной, ледяной, безразличной ко всему куклой — хотя это слово содержит и положительное значение, которое к тебе никак не относится, — я бы посмеялся ему в лицо.
Его точно рассчитанное оскорбление вызвало в Элизе гнев, который никогда в жизни она еще не испытывала ни к одному живому существу на свете, и она знала, что, если он не перестанет ее провоцировать, она уже не сможет сдерживаться.
— Спасибо за немногие, но тщательно продуманные комплименты, Лестер Кингс. — Она задохнулась от возмущения. — Они прозвучали так оскорбительно, как только ты можешь произнести. Совершенно очевидно, что ты-то уж нисколько не изменился, даже если я стала другой. Ничего удивительного, что я ненавидела тебя со всеми твоими потрохами еще тогда. Я на самом деле так и не простила тебе того, как ты со мной обращался, когда мы были детьми. — Она вдруг ощутила боль в ладонях от впившихся в них ногтей. — Если это вообще возможно теперь я ненавижу тебя даже больше, чем ненавидела тогда. — Ей было досадно, что голос ее задрожал. — Зачем тебе вообще было возвращаться? Почему бы ты не мог остаться там, где ты был, в сотнях миль отсюда? Почему тебе не убраться опять туда?
Он засунул руки в карманы и улыбнулся Роланду.
— Она говорит, что ненавидит меня. — Взгляд его снова метнулся на нее. — Отлично, Элиза, значит, ты меня ненавидишь. Так пойди и оторви вторую руку у той куклы, что я подарил тебе. Мне это ничем не повредит, а ты, я уверен, получишь от этого огромное удовлетворение!
Она снова оказалась откинутой назад в прошлое и закричала в отчаянии от своей беспомощности в лицо его равнодушию и самообладанию. Она чувствовала, как ярость кипит в ней и переливается через край, и сделала безумное движение руками в его направлении. Он же, оставаясь спокойным и невозмутимым, стоял на месте.
Роланд выбросил вперед руку, чтобы удержать ее, Элиза развернулась и в бешенстве бросилась вверх по лестнице, успев услышать, как Лестер с нарочитым удивлением сказал:
— Боже правый, я, кажется, вернул ее к жизни!
Она бросилась в темноте на кровать, схватила подушку, избила ее и потом, всхлипывая, зарылась в нее лицом.
К тому времени как Элиза успокоилась, настал вечер. Она протянула руку и включила настольную лампу. Отец должен сейчас уже дожидаться своей обычной чашки чая. Она пошла в ванную и сполоснула лицо холодной водой. Вернувшись в спальню, припудрилась и взглянула на себя. Зрелище было не очень, к тому же она не могла скрыть отчаяние и опустошенность в глазах.
Она уныло причесалась и отвернулась от своего тусклого образа в зеркале. Когда она спускалась по лестнице, Лестер был уже в прихожей. Он разговаривал по телефону со своей невестой.
— Это прекрасно, дорогая, — говорил он. — Но ты могла бы написать хоть несколько строчек, прислать хотя бы открытку — все лучше, чем ничего. Что? Да, конечно, я на тебя не буду сердиться. Но давай постараемся, чтобы этого больше не было.
Элиза ступила на последнюю ступеньку, когда он говорил:
— Нет, не из моей конуры, из дома одного друга, Роланда Леннана. Я тебе о нем рассказывал. Это мой очень старый приятель. Да, мы с ним примерно ровесники. — Элиза постаралась прокрасться мимо него, когда его рука внезапно метнулась и схватила ее за запястье. — Нет, дорогая, он живет не один, у него есть отец и сестра. — Элиза попыталась вырваться, но Лестер держал ее крепко. — Какая из себя его сестра? — Он усмехнулся. — Нет, она не старше своего брата. Она моложе нас с ним — лет на восемь, кажется.
Элиза снова попыталась освободиться. Но он силой вынудил ее стоять рядом.
— Внешне какая? Ну знаешь, она тут стоит рядом со мной. В общем, просто проходу мне не дает. — Его наглая усмешка заставила Элизу сделать отчаянную попытку высвободиться, но его хватка только стала крепче. — Она, э-э-э, довольно высокая. Нет, ниже меня. А волосы — сейчас посмотрю — волосы светло-русые. Что? Мышино-серые? Да, пожалуй, это очень хорошее определение — и не только цвета волос, но и ее самой. — Он довольно легко справился с ее резким толчком, когда она опять попыталась вырваться. — У нее сверкающие глаза. — Его нахальный взгляд опустился ниже. — Грудь так и ходит от волнения…
— Лестер, — просипела она, — отпусти… меня… сейчас же.
Он проигнорировал ее мольбу.
— Хорошие ножки и такая фигура, знаешь, — ну, лучше оставлю это на волю твоего воображения. Собственно, если брать в целом, она потрясающая. Да, я специально. Хочу, чтобы ты меня ревновала. Положила ли она на меня глаз? — Он поднял взгляд и посмотрел на нее со злорадством. — Да, я бы сказал, положила. Я практически уверен, что, как только я отойду от телефона, она тут же на меня набросится.
Элиза подняла кисть, которую цепко держали его пальцы, поднесла к губам и открыла рот, чтобы вонзить зубы в его плоть. Он с ужасом догадался, что она намерена сделать, и с силой вонзил ногти в ее руку. Потом с сердитым жестом отпустил ее, махнув, чтобы уходила, и повернулся к ней спиной.
