Тексты летели по моему экрану.
Олли vB
Я послал скорую к твоему дому.
Направляемся туда сейчас.
Примечание: мне нравится, как ты настаивал на том, чтобы ставить точку после слова «отравлен», даже на смертном одре.
Твоя страсть к хорошей грамматике похвальна.
О, и держи все, что ты пил или ел, с собой, чтобы мы могли проверить и посмотреть, что там.
Я был благодарен своим друзьям, несмотря на то, что обычно они демонстрировали умственный возраст тринадцати лет, но были находчивы в критические моменты.
Меня охватило облегчение, когда я понял, что Мэдисон, вероятно, оставит Печеньку в покое. Нет смысла причинять ей вред, если я не буду свидетелем этого.
Плечи Джареда напряглись. Он бросал на меня взгляды через зеркало, мертвой хваткой вцепившись в руль, оставляя следы пота на плюшевом кожаном чехле.
Он либо ожидал, что я упаду замертво, и недоумевал, почему я до сих пор сижу, выгляжу спокойным и собранным, либо передумал.
Шансов, что я позволю тебе уйти от этого, минус ноль.
Если я выберусь отсюда живым.
Я никогда не был большим поклонником жизни. В детстве я провел бесчисленное количество дней, жалея, что родился.
Итак, чужая паника, охватившая мою грудь, удивила меня.
И вместе с этим пришло тревожное осознание ‒ я не хотел умирать.
Я хотел больше времени проводить с Даллас «Печенько» Костой.
С моей женой.
Я хотел услышать ее смех. Пробовать с ней новую еду. Танцевать вместе в бальных залах ‒ на этот раз потому, что она хотела подарить мне эти танцы, а не из-за общественного давления.
Я хотел соблазнять ее и быть соблазненным ею. Я хотел повторить наш парижский медовый месяц.
Черт, часть меня хотела увидеть нашего ребенка.
Это будет мальчик или девочка? Карие или сероглазые глаза? С ее темпераментом? Или мое сухое чувство юмора? А ее смех? Она уже беременна?
Блядь, а что если да?
Я не был готов прощаться.
Машина остановилась перед моим особняком. Мне пришла в голову мысль, что это вполне может быть последний раз, когда я встречаю Даллас в нашем доме. Если она еще была там.
Толкнув дверь, я, спотыкаясь, вышел, зигзагами направляясь к двери.
Джаред вылетел с водительской стороны прямо у меня на хвосте.
— Босс, вы плохо выглядите. Нужно ли мне…
Я ворвался в дом, рухнув на колени.
Мое тело отключалось. Один орган за раз. Ползя к лестнице, я встретил Хетти, которая шла из кухни с пакетом апельсинов в руках.
— Держи Джареда подальше от дома, — пробормотал я.
Она не спросила, что случилось. Она сделала, как я сказал, и заблокировала водителя своим стройным телом.
Путь вверх по винтовой лестнице был мучителен. Каждый шаг, казалось, стоил мне года жизни. Пот стекал по каждому сантиметру кожи. Белые точки затмили мое зрение.
Наконец я добрался до спальни Даллас. Хотя сейчас она спала в нашей, ей все равно нравилась комната, которую она впервые заняла, когда переехала сюда.
Она была полна ее книг. Ее запахами. Ее сладким существованием.
Большую часть дня она проводила за чтением на подоконнике.
Облегчение, которое я испытал, увидев ее, свернувшись калачиком перед окном с книгой в мягкой обложке на коленях, было немедленным. По крайней мере, я мог сказать ей то, что хотел сказать.
Она выглядела как картина такая уникальная, такая особенная, что даже Зак не смог бы заполучить ее. В бледно-бирюзовом платье. Ее фон ‒ зимнее царство жемчужного снега.
Пряди ее волос выбились из небрежного пучка. Я проклинал себя за то, что все время хотел заткнуть их ей за уши, но не делал этого.
Жизнь была слишком коротка, чтобы не быть безумно влюбленным в девушку, которая тебя измотала.
Взгляд Печеньки перешел со страниц книги на меня. Ее челюсть отвисла.
Небо падало сквозь отражение ее глаз. Даже если я так и не услышал, как она ответила на слова, которые я собирался сказать, я знал, что этого достаточно.
— Ром! — она отбросила книгу в сторону. Она срикошетила об пол.
Мне доставило большое удовлетворение, что она неправильно обращалась со своей книгой для меня. Ее книги были всем ее миром.
Она бросилась ко мне, схватив меня за руки. Пригнувшись, она подняла мою голову, баюкая ее.
Я понял, что выглядел так же ужасно, как и чувствовал себя, потому что ее пальцы так сильно тряслись, что она бросила меня к себе на колени с бесцеремонным стуком.
— Что происходит? — ее зрачки истерически заплясали в глазницах. — Почему ты выглядишь таким бледным?
— Отрав... — у меня даже не было сил добавить «лен» в конце.
Она глубоко вдохнула и вытащила телефон, набрав 9-1-1. Я как-то поднял руку, отбрасывая его назад. Я не чувствовал ее прикосновения. Ее тепло.
Мне казалось, что я был закутан в термостойкий хлопок.
— Скорая помощь в пути.
— Я убью его, — она уткнулась носом мне в плечо. Я не чувствовал запаха ее пахнущих розами волос. — Мэдисон. Он сделал это с тобой.
Мои веки закрылись. Я собрал каждую унцию оставшейся силы. У меня будет только один шанс сказать это. Это должно было быть твердо. Ясно.
Наши глаза встретились.
— Мне есть что сказать.
Как ни странно, я был больше занят рассказом ей о том, что хотел сказать, чем злиться на Мэдисон.
Как оказалось, Даллас все-таки была права.
Любовь победила ненависть. Добро победило зло. Когда ты делал последний вздох, ты не думал о людях, которых ненавидел. Ты думал о тех, кого любил.
— Это очень важно, Печенька. Ты слушаешь?
Хотя я не мог чувствовать ее тело, я чувствовал ее боль. Она выглядела как разбитое сердце. Как в ту ночь, когда я встретил ее на балу дебютанток.
О, блядь. Даже тогда я был бессилен против нее, не так ли?
С того момента, как я увидел ее в этом бальном зале, в ее собственной маленькой вселенной, в окружении сладостей и с головой, полной далеких выдуманных стран, я захотел ее.
— Да, — она вздрогнула, сильнее схватившись за мои щеки. Наши лица слились воедино, — я слушаю, Ром.
— Я влюблен в тебя, Даллас Коста. Я люблю каждую твою частичку. Каждую клеточку. Каждый вздох. Каждый смех. Ты околдовала меня, и я не хочу покидать этот мир, думая, что ты не знаешь, как сильно ты изменила меня.
— Нет, Ром. Нет.
Даллас положила мою голову на пол. Осознание того, что я потерял полный контроль над своим телом, бумерангом охватило меня.
Она расстегнула мою рубашку в отчаянной попытке спасти меня. Ее глаза блуждали по моей коже в поисках контрольного знака. След укуса. Все, с чем она могла работать.
Впервые с тех пор, как я встретил ее ‒ и знал ее, может быть, за это десятилетие, одинокая слеза блестела в уголке ее глаза.
Она сползла по ее щеке, пробираясь мимо подбородка. Всего одна слеза, но эта слеза принесла мне самую большую радость, которую я когда-либо испытывал в своей жизни.
Оказалось, что моя дерзкая мужественная жена могла плакать.
И мне нужно было только умереть, чтобы это произошло.
Внезапно слезы омыли ее щеки, брызнув с ее подбородка на мой. Ее брови нахмурились при виде жидкости, стекающей по моей челюсти.
Она проследила за моими глазами, прежде чем поняла, что это не от меня. Нетвердой рукой она поднесла кончик пальца к своей щеке, собирая слезу.
Даллас изучала ее, почти сбитая с толку.
— Я плачу.
Я тоже люблю тебя, Печенька.
Сирены скорой помощи наполнили комнату истерическими визгами. Я закрыл глаза, задаваясь вопросом, почему я не могу даже умереть в чертовом спокойствии в объятиях женщины, в которую я был неохотно влюблен.
— Они идут, чтобы спасти тебя. Пожалуйста, подожди, — Даллас поцеловала меня в щеку. Мой лоб. Кончик моего носа. Мои веки.
Когда я успел закрыть глаза?
Я не мог вспомнить, но это случилось, потому что я больше не мог ее видеть.
Мне нужно было увидеть ее.
Еще один раз.
