друг! – упрекнул невесело Ратур. – Хоть сделай вид, что всё ещё поправимо! Я пока жив, а ты словно уже справляешь тризну.
– Не сомневайтесь даже, мой милорд – жить вам ещё да жить! – приободрившись, заверил Талвар. – Сейчас свезём вас в замок, в руки Шэрми передадим, а уж та выходит вас! Мы ещё повоюем, мой милорд! Нас так просто не взять! И не такое проходили…
Ратур болезненно усмехнулся.
Рыцарь принялся стягивать с себя широкий подбитый мехом плащ, расправляя его на снегу, продолжая приговаривать:
– Помните, как в битве при Лириволи нас порубили? Насилу ноги унесли. И ведь ничего, Мать Мира уберегла! Так неужто зверь лесной вас одолеет?!
Кайл потянул за другой край плаща, но Талвар снова холодно отстранил его:
– Не лезь! Помог уже!
От слов рыцаря обдало ледяным холодом Спящего моря, но у полукровки, убитого горем, даже сил удивляться не осталось.
– Талвар! – Ратур поймал руку старика. – Чего это ты? Он – мой сын, не забывай! И хватит меня своими сказками тешить! Я знаю, что обречён. Жизнь моя на исходе. А столько ещё не сказано…
– Не смейте и думать о смерти! – прорычал Талвар, и глаза его заблестели от слёз. – А ну, все вместе, помогай! Надо милорда на плащ переложить, и в замок! Давай, дружно все!
– Оставь это! – в голосе хозяина Эруарда прозвенел прежний металл, и мужчины замерли, страшась ослушаться своего владетеля. – Дай умереть спокойно! Поздно. Я уже и боли почти не чувствую. Занемело всё. И будто сумерки раньше времени… Сумерки только для меня одного…
Раненый тяжело вздохнул, собрался с силами.
– Слушайте, мои воины, последнюю волю вашего владетеля! И да будет каждый стремиться её исполнить, как преданный вассал, верный слову чести! Отныне, согласно воле моей и закону короля Мираная, владетельной миледи земли Эруард становится моя дочь Келэйя. Служите ей, как мне служили, слушайтесь во всём, оберегайте от происков врагов! Я благословляю дочь мою и землю Эруарда. И муж её, милорд Шеали, будучи супругом владетельной госпожи, отныне вашим милордом и хозяином имеет право называться. Талвар, тебя, друг мой надёжный, особо я прошу – будь ей вместо отца! Много лет ещё пройдёт, пока мудрость она обретёт, нужную хозяйке замка. Наставляй мою девочку! Скажи ей, я велел за советом обращаться всегда к тебе! Она не ослушается.
Ратур закашлялся кровью, повёл вокруг блуждающим взглядом.
– Теперь о Кайле… Ох, что же так темно? Кайл…
– Я здесь, милорд, – юноша нагнулся ближе к отцу, снова почувствовал на себе неприязненный взгляд старого рыцаря, и не только его…
Что происходит? Почему все так смотрят на него?
– Я знаю, даже среди вас, моих верных друзей и соратников, найдутся те, кто считает Кайла только рабом и бастардом. Но я сейчас говорю всем…И вы слова мои донесите до Эруарда! Кайла я всегда любил как сына. И всякий, кто чтит меня, да не забудет о почтении к моему сыну! А кто станет без уважения к нему обращаться, тот оскорбит память мою и плюнет на могилу мою! А дабы никто не усомнился, что он такой же милорд, как дочь моя Кея… Кайл, знай, ты свободен, мальчик мой! В тот же вечер, как я купил тебя у Форсальда, я написал вольную на тебя. Не отдал лишь потому, что ты слишком мал был тогда. А потом… Я всё хотел тебе сказать… да боялся, что ты, узнав о свободе, нас покинешь.
– Отец! – Кайл, больше не сдерживая слёз, уткнулся ему в плечо. – Как можно было так думать! Бросить вас? Зачем?
– Знаю, глупее не придумаешь. Но я страшился отпустить тебя. Уберечь надеялся. Прости старика! Уж больно я привязался к тебе. Я решил отдать тебе вольную в это Солнцестояние, да только праздника мне уже не видать. Но ты встретишь его, будучи свободным. Талвар, передай Келэйе обязательно – пусть отдаст ему бумагу! Кайл, я надеюсь, что ты останешься в Эруарде и будешь помогать Кее во всем.
– Конечно, отец, я не оставлю её! Я стану беречь её так же, как берегли её вы!
– Я верю тебе, мой мальчик. Храни тебя Мать Мира! – Ратур тяжело вздохнул, его блуждающий взгляд зацепился за мужа дочери. – Шеали…
Юноша вздрогнул и настороженно шагнул вперёд.
– Тебя об одном прошу – убереги её от слёз! Пусть моя дочь улыбается рядом с тобой! И я прощу тебе всё… – Ратур закончил свою речь тихим шёпотом, и Шеали стыдливо опустил глаза.
– Скажите ей, скажите моей девочке, пусть она улыбается и радуется солнцу и снегу! Я не хочу, чтобы она скорбела. И хочу, глядя на мир смертных из мира духов, видеть, как лицо её светится от улыбки, слышать её смех и любоваться моей стрекозой. Она всегда была моим светом, пусть сияет и дальше! Скажите ей это непременно!
– Да, отец, – кивнул Кайл, до крови прикусив губу, чтобы не разрыдаться.
– А ты… будь сильным! Ещё столько ляжет на твои плечи… Помни всё, чему я тебя учил, Кайл! И помни про своё обещание! – напомнил умирающий владетель Эруарда, бросив короткий взгляд на застывшего со скорбным видом зятя. – Талвар, ещё… Обними за меня Шэрми! Не говори ничего, просто обними! Она всё сама поймёт…
Талвар закивал курчавой седой головой, крупные слёзы катились по его щекам и беззвучно падали в снег.
– Пора мне… Надлен заждалась…
– Скоро ты увидишь свою красавицу, друг мой! – ободряюще улыбнулся Талвар, сжав ледяную ладонь милорда.
– Славные дни… Помнишь их? – голос Ратура звучал всё тише. – Мать Мира, будь благословенна! Как мне повезло, что вы все были рядом… Кея, стрекоза моя… Обнять не успел…
Они не сразу поняли, когда затих его голос. Дыхание уже давно было слишком слабым, а жизнь не покидала бледное тело, удерживаемая исключительно стальной волей и терпением этого сильного человека.
И вдруг Кайл почувствовал, как оборвалась тонкая ниточка, что связывала его с душой милорда Ратура.
Внезапно стало темно, холодно и одиноко, словно он вышел из тёплого уютного замка в ледяную зимнюю ночь совсем один. Мир вокруг, укутанный тьмой и стужей, оказался безграничным, враждебным, чужим. Он чувствовал разлитую в морозном воздухе ненависть, хоть и не понимал её причины.
Но его так часто ненавидели и презирали, что это казалось почти
