естественным, привычным.
А вот скорбь, ледяными когтями сдавившая замершее в груди сердце, она почти забылась…
Десять лет прошло с того дня, когда он стоял на коленях на деревянном помосте в Солрунге, обнимая ноги своей мёртвой матери. За прошедшие годы он успел забыть как это – терять родного человека! Он успел поверить в то, что сбежал от проклятия.
Глупый полукровка! Смерть всегда будет отнимать их – тех, кто полюбит тебя, кого полюбишь ты. И это всегда будет так: больно, остро, невыносимо! Хуже, чем умирать самому!
Пустота, заполнявшая душу, разрывала изнутри, вгрызалась в кости, выкручивала жилы. Задыхаясь от этой агонии, Кайл перегнулся пополам, загребая озябшими пальцами окровавленный снег, и завыл, как пёс по мёртвому хозяину.
Охотники стояли, понуро опустив головы, обступив тело владетеля скорбным кругом. Кто-то украдкой вытирал глаза, кто-то печально качал головой. Все молчали.
Первым голос подал Талвар. Старик поднялся в полный рост, утирая слёзы.
– Надо снести милорда Ратура в замок! Устроим ему тризну, достойную короля! Крепитесь, сегодня дурные вести мы принесём миледи Келэйе! Но так уж вышло, что мы были с нашим господином в его последний час. И нам его последнюю волю исполнять. Да пребудет дух его в благодати!
– Да пребудет дух его в благодати! – нестройным хором отозвались охотники.
Несколько человек поспешили на помощь – бездыханное тело переложили на расстеленный плащ, собираясь воспользоваться им как носилками.
Всё это время, пока рядились, как лучше взяться, и кто понесёт первым, Кайл сидел на земле, отрешённо взирая на то, что делают с его мёртвым отцом. Озноб сотрясал всё его тело.
– Вставай! Поздно теперь горевать! – холодно окликнул его Талвар. – Вперёд, ребята! Поднимай осторожно!
Сам старый рыцарь сделал несколько шагов, остановился подле убитого секача, с ненавистью глядя на припорошённую снегом кабанью тушу. Из косматой головы по-прежнему торчала рукоять клинка.
Шеали, что крутился тут же, потянулся за своим оружием. Дёрнул нож, но тот не поддался – слишком глубоко засел.
Юноша ухватился двумя руками, потянул с усилием – всё напрасно! Сопя, Шеали упёрся ногой в кабаний бок, дёрнул, что было сил, и отлетел в сторону, потому что руки соскользнули, а клинок так и остался в ране.
Талвар поглядел на него угрюмо, склонился над тушей зверя и почти без усилия извлёк нож из вепря, протянул Шеали, расцветшему благодарной улыбкой. Но, прежде чем вернуть оружие его владельцу, помедлил, внимательно вглядываясь в его юное лицо.
– Что? – надменно вопросил новый хозяин Эруарда.
Под хмурым взглядом улыбка с его лица исчезла мгновенно. Талвар непонятно качнул головой, отдал нож и отвернулся, глядя, как поднимают с земли его милорда.
Шеали побрёл вперёд, догонять ушедших.
А Талвар, пропустив вперёд горестную процессию, оглянулся на Кайла, будто размышляя, стоит ли вернуться и заставить юношу встать с земли, пока тот не замёрз насмерть, или оставить его скорбеть здесь одного.
Но полукровка поднялся сам, без уговоров, и двинулся по заснеженной тропе следом за несущими тело Ратура, не произнеся больше ни звука, не поднимая глаз. И был он сейчас так похож на того дикого, словно зверёк, затравленного мальчишку, которого десять лет назад привёз в Эруард милорд Форсальд из Солрунга, что Талвар даже головой потряс, отгоняя наваждение.
***
– Он всем сказал, что это ты… – промолвил Талвар, поравнявшись.
Впереди, медленно пробираясь по глубокому снегу, ехала четвёрка всадников. Плащ, в который уложили тело покойного, растянули между ними как полог, привязав к сёдлам. Воины двигались осторожно, словно везли драгоценный сосуд с волшебным напитком и боялись расплескать хоть каплю.
Шеали ускакал далеко вперёд вместе с Левшой и Паулом. Временами они мелькали чёрными точками на белоснежном горизонте. Все остальные не смели оставить скорбную ношу: ехали позади, безмолвные и потерянные, как внезапно осиротевшие дети.
– Слышишь, что говорю? – снова проворчал старый рыцарь. – Всё переврал, лживая гадина, шкуру свою спасая! Сказал, ты похвастать решил, доказать, что и кабана в глаз уложишь. И промахнулся. А милорд тебя защищать начал… Ты попытался из арбалета секача добить, да не смог. Струсил, сбежал! А он этого вепря своим ножом завалил. Не побоялся один на один только с клинком пойти. Да поздно уже было – некого спасать! Вот ведь недоносок! Герой, чтоб его! Отважный рыцарь!
Талвар в сердцах сплюнул. Он был сумрачен и избегал смотреть в глаза.
– Знаю, – глухо отозвался Кайл. – Догадался уже…
Горло словно тиски сдавили. Не осталось сил на слова.
– Но старика Талвара не провести, – продолжил рыцарь тихо. – Я всё понял, там … на поляне… У этого сопляка силёнок даже на то не хватило, чтобы свой нож из туши выдернуть. Но сначала мы поверили… Все мы. Затмение какое-то нашло! И я ведь тоже поверил, мальчик! Поверил, что ты мог бросить в опасности! Да ещё кого? Отца! Ведь ты рос на моих глазах, ведь знаю, что душа твоя из стали выкована. Как же посмел я усомниться? Да разве мог ты ради бахвальства пустого так безрассудно опасности подвергнуть себя или других! Теперь те, кто посмышлёнее, сообразят, что случилось на самом деле… А другим я разъясню. Но он не остановится. Он и миледи Келэйе наплетёт. Езжай первым, скажи ей, как было, скажи правду!
– Не могу, – хрипло отозвался Кайл. Резко поднял голову, болью и отчаяньем сверкнули синие как море глаза. Но Талвар не отвёл взора. – Не могу первым принести эту весть!
– Тогда я скажу ей… – тяжело вздохнул седовласый воин.
– Нет! Ты будешь молчать! Я поклялся милорду Ратуру, что она никогда не узнает о том, как умер её отец. Это была его последняя воля. И я исполню её.
– И миледи станет винить тебя! А двуличный сопляк Шеали чистеньким выйдет, утешать её станет… Не бывать этому!
– Это воля твоего владетеля. И ты не посмеешь ослушаться! Келэйе и так хватит горя, не надо делать ей ещё больнее!
– С каким превеликим удовольствием я свернул бы шею этому напыщенному петуху! – сквозь зубы прорычал Талвар.
– Тише! Не бросайся такими словами! – хмуро промолвил Кайл. – Я и сам поступил бы так, но нам с тобой следует проявлять больше почтения к милорду Шеали. Теперь он наш повелитель, а мы – его верные слуги.
Талвар поглядел на него так, словно полукровка спятил. Потом, видимо, осознав сказанное, тряхнул седой шевелюрой, словно дурной сон
