тебя, я очень хочу! А меч ты мне подаришь? Настоящий, как твой. А драться научишь? А
то мама нормально показать не может, что делать надо. А…
Я слушал его болтовню и чувствовал себя в тот момент счастливейшим человеком в мире.
И вот честно, мне для этого счастья не нужны были ни великие идеи, ни долг королю – а
только подпрыгивающий от нетерпения в седле мальчишка – мой сын! –
захлёбывающийся от распиравших его слов.
И меня совершенно не интересовало, что он чародей.
Глава 20. Жена
(Из записок Элизы Северянки)
- Кто был этот юноша, с которым ты исчезла из Шлейпега? – первым делом
поинтересовалась Хеления, вызвав меня утром во дворец.
Она была бы рада, если бы я умерла. Я знала, и она знала. Хеления подозревала, что рано
или поздно я ударю её в спину, не понимала, как, но предчувствовала.
Старая стерва.
- Шпион из Мальтии, Ваше Величество.
- М-м-м, - протянула Хеления, подавая служанке другую руку для маникюра. – И что же с
ним стало?
Я, усмехнувшись, повернулась к окну. Дождь. Снова дождь. На Западе очень сырая зима.
Ненормальная. За эти пять лет я часто ловила себя на мысли, что хочу вернуться на Север, к снегу, к морозам моего детства.
- Его больше нет, Ваше Величество.
Хеления кивнула. Она знала, что я не лгу. Никогда – даже ей.
Но она же научила меня виртуозно играть со словами.
- Бедный мальчик. Он был довольно симпатичным. Надеюсь, тебе понравился?.. Я
говорила, что ты мне нужна?
- Да, Ваше Величество.
- Сегодня будешь присутствовать на Государственном Совете, - приказала Хеления,
цыкнув на испуганную служанку. – И будь добра, дай понять этим трусливым идиотам,
что если я хочу войны, война будет.
- Да, Ваше Величество.
- А как, кстати, твой сын? – словно между прочим поинтересовалась королева Запада. – Я
слышала, Дар разрушен.
- Да, госпожа, - Дар мне было жалко. Очень. Я год его обставляла, сама, по всему миру
скупала диковинки, искала мастеров – и только для того, чтобы какие-то мерзавцы пришли
и всё взорвали? – С Николасом всё в порядке. Он успел исчезнуть до нападения, - а ты, старая дура, думала, я не научу сына банальной самозащите – после того, что ты с нами
сделала?!
- Смышлёный мальчик, - Хеления отлично умела носить маску, разочарования в её голосе
даже я не услышала. – И где он сейчас?
- Не знаю, Ваше Величество, - честно отозвалась я. – Но он в безопасности, - и уж точно
большей, чем рядом с тобой.
- Ну-ну, милая, - откликнулась Хеления. – Когда я закончу с Мальтией, ты найдёшь людей, с которыми твой сын в безопасности, и убьёшь их. Поняла?
Старая стерва, да ты раньше сдохнешь!
- Да, Ваше Величество.
- Но после Мальтии – ты последнее время слабеешь на глазах, не хочу, чтобы война из-за
тебя сорвалась. Ну вот что это – дала себя поймать, чуть не умерла… Да, и вот ещё: убей
Виттория, он мне надоел.
- Да, госпожа, - с удовольствием!
Иногда, когда у меня просыпалась совесть, я вспоминала, что Хеления стала такой, потому
что я ей позволила. Я, можно сказать, её к этому подтолкнула, я и моя сила. Впрочем, не
очень-то она и сопротивлялась. Философские трактаты, особенно посвящённые Матери,
наперебой советовали пожалеть врага, падшего человека, поддавшегося искушению.
Но я никогда не могла жалеть Хелению.
С годами и совесть меня мучила всё реже. И она совсем меня не мучила, когда на Совете я
слушала военные планы, потом получала указания от самой Хелении и прекрасно знала,
что на этот раз сделаю так, как хочу.
И совсем уж совесть молчала, когда я пришла в спальню к Витторию, и тот, выглянув из-за
плеча голой блондинки, успел лишь схватиться за кинжал.
Блондинке я заплатила десять золотых – так или иначе, у всех нас своя работа.
***
(Из личного архива герцога Ланса де Креси)
Никки, как выяснилось, походил на меня не только внешне. Я понял это в первом же
трактире, где мальчишка, до этого торжественно пообещавший не колдовать у всех на
глазах, превратил наш столик в зайца (деревянного, с ножками от стола вместо лап) –
чтобы доказать мне, что он это умеет. А потом, когда я долго и не вполне успешно пытался
доказать хозяину, что стола тут никогда не было, вернул мебель обратно. Трактирщик
посмотрел на меня, на стол, на улыбающегося Никки, покрутил пальцем у виска и
настоятельно посоветовал искать другой трактир – ибо «тут скоморохам не рады».
- Пап, я больше не буду! – по дороге до следующего города убеждал меня Никки. –
Честное слово! Ну не расстраивайся!
К Мальтии мы условились, что он не будет читать мои мысли, пугать людей и – о,
Девятка! – летать. Никки капризничал, закатил грандиозную истерику, сбежал в
пограничном Хосте и нашёлся у храма Девятки с протянутой рукой. Слепому
«сиротинушке» подавали хорошо, а меня чуть не забросали камнями, когда я пытался
«сиротинушку» утащить.
Как Элиза с ним справлялась?..
- А мама меня сильнее, - грустно сообщал Никки, когда я восклицал это вслух. И тут же
добавлял: - А я тебя не читал, я просто догадался!
Догадливый ты мой!
Не было никакой возможности его спрятать – и то, о чём говорила Элиза про «украдут» и
«соблазнят» оказалось совершеннейшей правдой. Если я не ошибаюсь, по дороге в
Мальтию Никки крали три раза. Два раза он вернулся сам, гордо продемонстрировал мне
набитые серебром кошельки и пропускные грамоты с Севера и Востока, выслушал лекцию
про «воровать нехорошо», нагло ухмыльнулся: «Да ладно, пап!» и продолжил
безобразничать.
Когда я в третий раз догнал его похитителей, видят боги, мне хотелось перед ними
извиниться! А Никки впервые нарвался на серьёзный разговор – после которого у него и
случилась истерика, наполовину показная. Но надо было объяснить мальчишке, что
издеваться над «плохими» людьми нельзя, ибо они тоже люди. И да, связывание,
подвешивание на дерево, игры в догонялки и лошадки с заколдованными беднягами – это
тоже издевательство.
На границе с Мальтией нас встретили Арий и мои гвардейцы. Целитель поймал
летающего Никки и со словами «милостивая Матерь, всепрощающая» связал ему руки
какой-то расшитой тряпкой. Никки надулся, целый вечер ехал молча, и, только
укладываясь спать, завёл старое «я больше так не буду». Тронутый, я пошёл за Арием – ни
