Но зов мамы заставил остановиться. Я слышала его словно издалека, я хотела ее утешить и обнять, но сил сделать обратно хоть шаг не было.
А потом ко мне по очереди начали взывать все те, кто образовал этот странный недоведьминский круг.
Меня звали дед и бабушка, Лайла и Кэсси, Чихуак и Шурайшас, магистры Бровендрейк и непонятно как почти обретший сейчас плотность Пожидайкин, снова мама, ректор Миргородский, Егор, даже Лессиндриель, к которому я испытывала теперь смешанные чувства. И с каждым их словом, с каждой просьбой вернуться я и правда возвращалась. Пыталась… Но сил все равно не хватало. Путь назад был слишком длинен и тяжел, почти непреодолим.
— Варя… — рядом снова послышался голос Егора. Он звучал сдавленно, будто тот пытался и никак не мог проглотить мешавший ему ком в горле. — Ириска моя ненаглядная, девочка моя сладкая, вернись ко мне. Вернись ко всем нам. Слышишь?! — А потом взял меня за плечи и затряс. — Недоразумение ты ходячее! Сколько можно рвать мне душу?! Я же не смогу теперь без тебя! Возвращайся!
«Что? Недоразумение? Да сколько можно меня так называть?! И трясти мое тело тоже не надо! Недоразумение я, видите ли! А сам-то?!» — я так разозлилась, что мне захотелось высказать все это ему в лицо! Высказать, а потом зацеловать и обнять. Но высказать! Сколько ведь раз ему говорила, чтобы так меня не называл!
— Я не недоразумение, — наконец, удалось произнести и увидеть стоявшего совсем близко Егора не через призму Силы, а своими собственными глазами.
— Варя, — рвано выдохнул он и прижал меня к своей груди.
«Ты прошла свою странную инициацию Варвара. И теперь ты очень сильная ведьма. Учись контролю, ищи якоря, иначе сорвешься, и тогда вернуться уже не сможешь» — это напутствие ведьминской силы нашего рода я не услышала, а будто почувствовала всем телом.
А потом все чужое, лишнее, распирающее изнутри схлынуло, а то, что осталось, стало моим.
Вот только сил не осталось совершенно. Я повисла на руках Егора, и он тут же подхватил меня на руки, крепко-крепко прижимая к себе. И сердце у него билось быстро-быстро, словно собиралось выпрыгнуть мне прямо в руки.
Сознание мутилось, не в силах выдержать и осознать произошедшее, желая от всего отдохнуть и перезагрузиться. И я не стала за него держаться. Но уже на грани спасительной темноты услышала:
— Потолок рушится!
Только вот сделать уже ничего могла — потеряла сознание.
Глава 20
Солнечный зайчик светил мне прямо в глаза, раздражая и призывая их открыть. Но из тягучей дремоты выплывалось с трудом. Неужели я забыла завесить в комнате окно? Или это Лайла решить так меня взбодрить?
Блин, занятия! Я резко откинула одеяло и села. Голова от резкой смены положения тела закружилась, но я все же удержалась в сидячем положении и огляделась.
Вот только находилась я далеко не в своей комнате. Но осознать сей факт до конца мне не дал надрывный прокуренный голос:
— Варюха-а-а! Я так за тебя переживал!
Большой радужный заяц запрыгнул прямо мне на живот и стал активно тереться о меня своей мордочкой, выражая наивысшую степень радости. По крайней мере, я его в таком состоянии раньше никогда не видела. Ну не блохи же на него напали, честное слово!
— Мотя…
Я погладила фамильяра по шерстке и прижала к себе. Оказывается, я успела по нему соскучиться.
И тут на меня разом навалились воспоминания вчерашнего дня, и я прижала к себе несчастного зайца так, что он захрипел.
— Ой, прости! — виновато почесала его за ушком.
— Да чего уж там, переживу, — он умудрился опустить вниз ухо и погладить им меня по руке. — Сильно страшно было?
— А? — я снова ушла в свои воспоминания. — Да. То есть местами — очень. Я не все точно помню после того, как призвала Силу. А воспоминания о бое и вовсе кажутся какими-то ненастоящим, словно киноленту какую-то смотрела, а не сама в этом участвовала.
— Вот и хорошо, — внезапно выдохнул Мотя. — Вот и ладушки.
— Ты чего? — удивилась я такой его реакции.
— Не нужно малышкам, вроде тебя, не то что участвовать в таких боях, но даже видеть их, — и, как самая натуральная квочка, начал укрывать меня одеялком и поправлять его края.
— Я уже не малышка, — попыталась донести очевидное.
— Кому не малышка, а кому и чуть не погибший друг. Я знаешь, как переживал, когда понял, что не чувствую твоего местоположения?! Хорошо хоть твоя бабка знает какой-то древний ритуал, который помог через меня вычислить, где ты находишься, и пробиться туда даже через пространственные преломления. Правда, я после этого ослаб сильно, думал, все, кранты фамильяру, но ничего, к моменту, когда все вернулись, лапы уже начали потихоньку двигаться.
— Бедненький мой, хороший, — затискала я своего спасителя. — Дай я поглажу твои лапки, почешу пузико.
— Ага… Вот так, да! Хорошо… — расплылся в довольной улыбке Мотя. — И за ушком, за ушком почеши.
— Не слушай ты этого жулика! Никто бы его в таком ужасном состоянии не оставил. И Шеба, и мой Бран были рядом и делились с ним силой.
Бабушка, как всегда, выглядела идеально. Сшитый по последней моде изумрудный жакет и широкие брюки очень ей шли и оттеняли уложенные в замысловатую прическу рыжие волосы. Довершал ее экстравагантный образ большой ворон с блестящим черным оперением. Он невозмутимо восседал у нее на плече на специальной вставке и лишь слегка косил в мою сторону взгляд, выдавая свою заинтересованность.
— Здравствуйте, — поздоровалась я.
— И тебе не хворать. — Бабушка огляделась и чуть скривилась. — Признаться, я думала, в академии более приличное лекарское крыло.
Я тоже огляделась. Действительно, выглядело все очень просто: кровать, тумбочка и… и все, но комната производила приятное впечатление. Светлые, но не белые, стены и занавески веселого желтенького цвета ее оживляли и делали почти уютной.
— Дорогая, ты же прекрасно знаешь, что это был самый оптимальный вариант в сложившейся ситуации, — вошел в палату дед и подмигнул мне.
— Хоть бы стул поставили! — вместо ответа возмутилась она.
И шедший позади лекарь тут же распорядился его принести. Потом несколько минут потратил на беглый осмотр, сказал, что с моим здоровьем все в порядке и для полного восстановления мне нужен лишь сон и еда, и быстро удалился.
— Напугала же ты нас вчера, Варвара, — наконец, нарушил тишину дед.
— Я и сама испугалась, — невесело улыбнулась я. — Никогда бы не подумала, что со мной может такое случиться.
— Похоже, с тобой может случиться, что угодно, — хмыкнула бабушка. — Не зря твой Егор называет тебя недоразумением.
— Ой, вот только не нужно повторять за ним всякую ерунду, — насупилась я, но тут же встрепенулась. — А где он? Где все? Они живы?
Только тут я вспомнила о том, что перед потерей сознания слышала возглас о рушившимся потолке.
— Не переживай, все живы и здоровы.
— Все-все? — подозрительно уточнила я.
— Все, кто стоял в пентаграмме.
Я припомнила, что в ней, кроме моих друзей и близких, больше никого не было, и испытала очень противоречивые чувства от радости до полнейшего ужаса. Все ведь могло повернуться совсем иначе! Для тех же, кого мы победили, все и вовсе закончилось очень плачевно. В голове металось множество мыслей, я не могла решить, как ко всему этому относиться, а от того еще больше путалась в чувствах.
— Варя, — оборвала поток мыслей бабушка, — все произошло так, как должно было произойти. И если бы хоть один из тех, кто там остался, выжил, нам всем стало бы гораздо сложнее сберечь твою тайну. А если она выйдет за пределы нашего уже и так не узкого круга…
— Но на этот счет можешь не переживать, — улыбнулся дед, — все двенадцать участников вчерашнего происшествия дали Нерушимую клятву о неразглашении.
Нерушимая клятва — это очень серьезно. Дают ее в таких вот редких и реально серьёзных случаях.
