— Я уже показал, — сказал Дальгондер. — Они их тоже не видели.
— Кто бы сомневался, — вздохнул вампир. — Ладно, нужно собираться и завтра прямо с утра выезжать.
— Вы направляетесь к Солёным горам? Возьмите меня с собой. Пожалуйста, — попросил Зэндел.
— Ты прикалываешься, что ли?! — возмутился Лонгаронель. — Мы и так не знаем, как успеть. А ты предлагаешь ещё тебя с собой тащить.
— Главное выбраться на дорогу. А по ней сани пойдут немногим медленней верховых. Прошу вас, — продолжал уговаривать сэйноррианин. — Мне тоже нужно домой. Причём срочно. Мои переломы почти срослись, уже скоро я смогу сесть в седло.
— Ты сам-то понимаешь, что несёшь?! Какое скоро сесть в седло, когда ты лишь сегодня в сознание пришёл!
— Я не задержу вас сильно. Поверьте, — не сдавался он. — А одному мне до весны домой никак не попасть.
Лонгаронель с Дальгондером переглянулись. Что верно, то верно – один он по зиме точно в лесу не выживет. А с другой стороны – чего ему торопиться-то? Долечился бы спокойно – оборотни же никуда его не гонят.
— Друзья, очень вас прошу! — уже натурально взмолился раненый. — Это вопрос жизни и смерти! Причём отнюдь не только моей.
Вампир с эльфом переглянулись снова.
— Что за вопрос жизни и смерти? — спросил Лонгаронель.
Какое-то время Зэндел сомневался. Потом, видимо, всё-таки решился.
— Пожалуйста, подойди ближе, — попросил он. — Наклонись. — Лонгаронель нагнулся к нему. — Я должен забрать из тайника одну вещь – пока до неё не добрались дварры, — еле слышно прошептал Зэндел ему в самое ухо. — Если она попадет в руки к ним, это будет катастрофа!
— Какой-то артефакт? — догадался Лонгаронель, произнёся это тоже практически одними губами.
— Да.
— Ну, это и правда может быть серьёзно, — хмуро согласился он. — Ладно, возьмём тебя с собой. Только дай слово слушаться меня беспрекословно. Если я, например, решу, что ты должен пробыть в коконе хоть до конца пути – никаких возражений.
— Обещаю, — поклялся Зэндел. — Спасибо.
Только Лонгаронель, под весьма недовольным взглядом Дальгондера, сделал шаг к двери, как тут активно замычал Дэлвир.
— Ну, а тебе-то что? Тоже с нами приспичило?! — простонал Лонгаронель.
Ответное мычание весьма походило на «да».
— И зачем же это тебе понадобилось к вампирам?
— Они с Илинор вместе, — пояснил за товарища Зэндел.
— Ах вот оно что. То есть он просит уже не за себя одного, а за них обоих?
— Ну... если вы берёте меня – не всё ли равно, одни будут сани или двое.
— Конечно, возиться с одним лежачим или с тремя – тоже никакой разницы, — раздражённо бросил альтеранец.
— Лонгаронель, но ты же наверняка понимаешь, насколько сильно хочется домой нам всем, — тихо произнёс Зэндел.
— Понимаю. Я всё понимаю. Но если мы опоздаем по вашей милости... я вас всех троих до последней капли выпью!
Дэлвир опять что-то замычал.
— Надеюсь, это «спасибо» и обещание беспрекословного послушания? — вопросил Лонгаронель.
— Безусловно, — подтвердил Зэндел.
Лонгаронель стремительно покинул комнату. Дальгондер шмыгнул за ним, нагнав вампира у лестницы в подвал.
— Даже здесь уже начались вампирские тайны?! — высказал-таки он претензию.
— Дальг, там дело действительно нешуточное, — вздохнул Лонгаронель. — А то, что он доверился единственному из нас своему соплеменнику – по-моему, вполне логично. Кстати, мне он тоже не сказал ничего конкретного.
— Ладно, — махнул рукой эльф. — Что с дварром? Он всё-таки заговорил? Очевидно, тоже признав в тебе соплеменника? — последняя фраза прозвучала образчиком язвительности.
Вампир усмехнулся.
— Да, заговорил. Только утверждает, что наших потеряшек в Митрабарде никогда не было.
— Ты ему веришь?
— Скажем так, склонен поверить. А дварр, кстати, ухватился за версию, что наши потеряшки за порталом.
— Отличная версия, — усмехнулся Дальгондер. — Жаль, что абсолютно невозможная. Пойду гляну, не возвращаются ли наши.
Лонгаронель спустился в подвал. Дварр сидел, кажется, в той же позе, в какой он его оставил.
— Ещё вопросы? — спросил дварр.
— Нет.
— Значит, я свою часть уговора выполнил. Теперь твоя очередь.
58-2
Дварр поднялся на ноги, в последний раз посмотрел на вампира и закрыл глаза.
Ещё пару часов назад Лонгаронель убил бы его не задумываясь. Но теперь рука почему-то не поднималась. Что его останавливало – он и сам не понимал.
— Ну чего ты тянешь? — не выдержал-таки дварр. — Думаешь, умирать легко?!
— А ты никогда не задумывался, что те, кого убивал ты, тоже не хотели умирать?
Дварр открыл глаза:
— Нет.
— Хм. Потрясающий в своей откровенности ответ, — хмыкнул Лонгаронель. — И тем не менее думать никогда не лишне.
— Бог создал унков, чтобы мы могли творить свою магию.
Вампир чуть не рухнул при этом его заявлении. В первую очередь от того, что меньше всего ожидал наличия у дварров какой-либо религии. Хотя, с другой стороны, ожидать как раз следовало. Впрочем, тем, что этим скотам всё же требовались оправдания своим зверствам, он всё равно был удивлён.
— Кто тебе сказал такую глупость? — вопросил Лонгаронель, едва сдерживая смех.
— Так написано в Священной Книге.
— ...Сочинённой вами же. Но оставим богословские споры. Скажи, почему, когда ты соглашался отвечать на мои вопросы, даже не попытался выторговать себе жизнь?
— Не было смысла. Мне всё равно некуда идти.
— Который уже раз я слышу эту фразу – мне теперь некуда идти. Какой всё-таки замечательный у вас мир, — мрачно усмехнулся вампир. — Но тебе-то, одному из его хозяев, почему вдруг некуда податься?
Дварр окатил его каким-то мрачно-больным взглядом:
— Ладно уж, удовлетворю твоё любопытство напоследок. Очевидно, ты не знаешь наших законов. Клан, потерявший в бою две трети своих членов, подлежит расформированию. А выжившие становятся зо́ло. Данное слово тебе тоже незнакомо?
Лонгаронель помотал головой.
— Золо – фактически та же подпитка, только их не убивают. Это наказание за слабость. Дварры не прощают слабости! Но я не хочу всю жизнь сносить пытки и унижения. Поэтому выбрал смерть. По-моему, логичный выбор.
— Вот, значит, как... — Лонгаронель был немало удивлён таким оборотом. — А я-то подумал, что это тебя известие о гибели родных так подкосило.
— Нет. А что, должно было? — на лице дварра не отражалось вовсе никаких эмоций, как не было их и в его голосе.
— Ну, лично я переживал, когда погибли мои родители. Мне они до сих пор иногда живыми снятся. Просыпаюсь, понимаю, что это только сон... и сердце сжимается до боли.
— Глупые привязанности – это для унков.
— А у тебя, значит, нет привязанностей?
— Нет.
Ну вот этот урод и подписал себе смертный приговор! Лонгаронель уже был готов послать в него смертоносный заряд энергии. Однако дварр продолжил:
— В детстве отец каждый день избивал меня до полусмерти, пока я не научился ненавидеть всех и каждого. В первую очередь – его самого.
— А мать?
— А мать учила меня, как доставлять жертве наибольшие страдания, как её резать. Учила на моей собаке – единственном близком мне существе. Почему я должен переживать из-за их смерти? Или из-за смерти моего старшего брата, впервые изнасиловавшего меня, когда мне исполнилось десять?
— Да вы просто больные... — в шоке покачал головой Лонгаронель.
Он медленно двинулся к лестнице, а по ней взлетел уже бегом, чувствуя, что больше не может здесь находиться, что ему просто необходимо немедленно глотнуть свежего воздуха.
Затворив за собой дверь в подвал, вампир прислонился к ней спиной, переводя дыхание. Не от быстрого подъёма – его трясло от услышанного!
Теперь понятно, каким образом дварры воспитывают себе подобных... исключая любые привязанности, вытравливая, выжигая калёным железом всё доброе в детях.
Только, несмотря на то, что дварр повествовал обо всём абсолютно ровным тоном, Лонгаронель был просто уверен, что ему было больно от этих воспоминаний. Очень больно! Особенно, когда говорил о собаке. Как видно, та была единственной его отдушиной, единственным, от кого он видел тепло.
