– Не слишком сложно? – Сержант указал на книгу.
Это намекает, что Меррон отличается «женской слабостью ума»?
– Интересно.
– Тогда хорошо.
Замечательно просто, особенно то, что говорить вот совершенно не о чем. И Сержант, пожав плечами, отступает. Круг по комнате – явно себя занять нечем – завершается креслом, низким и широким, с виду жутко неудобным. Но оттуда Сержанту неплохо видна Меррон.
Следить собирается?
– Я тебе не мешаю? – поинтересовался из вежливости. – Если хочешь, я могу уйти.
– Не надо.
Вид у него не такой, как обычно. Странный.
И Меррон мысленно выругалась: он же переживает. За ту девушку, которая, наверное, уже умерла. Ему ведь небезразлично было. А если свадьбу вспомнить – вспоминать, правда, совершенно не хотелось, – то семья Дохерти явно Сержанту не чужая.
Тогда почему он не там?
Или все закончилось?
И что делать Меррон? Притвориться, будто ничего не поняла? Наверное, так будет лучше всего, но… она не умела притворяться.
– Тебе плохо?
Меррон не ждала, что на ее вопрос ответят.
– Да.
– Я… могу что-то сделать?
Кивок.
– Что?
– Посиди со мной.
Это просто. В кресле хватит места для двоих. И то, что Сержант ее обнимает, правильно. Он утыкается носом в волосы, и от дыхания его щекотно, но Меррон терпит, хотя совершенно не выносит щекотки.
Дар. Подарочек. Интересно, если его погладить, он сильно возмутится?
Не возмутился. Попросил только:
– Расскажи.
– Что?
– Что-нибудь. Неважно.
И Меррон начала рассказывать обо всем и сразу. О том, как выглядят рубцы на печени и что не получилось у нее вырезать желчный пузырь. Мертвецу все равно, но Меррон казалось, что все будет проще: если есть призвание, то сразу и получится. А оно не получилось, только Меррон не отступит.
О том, что теткино поместье небольшое, но красивое. Там очень много яблонь, и каждую весну они расцветают. Всегда первой – старая-старая яблоня, которая растет перед окном Меррон. И за ней уже остальные. И с холма, а дом стоит на вершине холма, кажется, будто снова наступила зима, весенняя, теплая и снег с розоватым отливом. По лету яблоки приходится собирать, какие-то на продажу, из других варят варенье, золотистое, прозрачное, словно мед. Мед, правда, тетушка тоже добавляет.
И еще мяту, приправы…
Дымят котлы, а воздух становится сладким.
Про речушку, которая выглядит совершенно несерьезной, но на самом деле отличается поразительным коварством. В ней хватает омутов и ям, и каждый год кто-то тонет. Бетти запрещала Меррон купаться, но Меррон хорошо плавает, а тетушка вечно всего боится.
– Сбегала? – Сержант улыбался.
Надо же, Меррон не видела, чтобы он прежде улыбался.
И конечно, она сбегала. Как можно усидеть дома, когда лето, жарко и река рядом? Дома же обязательно к работе приставят. Полы мастикой натирать. Или серебро чистить. Или подушки-перины выбивать… Меррон должна уметь вести хозяйство, она и умеет, но это же скучно. Скучнее, пожалуй, только субботние посиделки. Их устраивали попеременно то в одном, то в другом поместье. Тетушка с одинаковым тщанием готовилась и к приему гостей, и к поездке в гости.
Ужин. Чаепитие. Чтение стихов. Или обсуждение каких-то книг… Бридж, фанты и лото. Ворчание сэра Криспина, коронного рыцаря, который в войну лишился ноги и с тех пор переживал о том, что мир разваливается. И приступ подагры мэтра Догби, коллектора в отставке. Размышления вдовы Харрис о способах лечения пяточных шпор, яблочном конфитюре и том, полезно ли кровопускание для здоровья. Вечно она с доктором на эту тему спорила, но как-то не зло, скорее по привычке.
И в знак примирения выпивала высокую рюмку яичного ликера.
Вообще-то лет до тринадцати Меррон нравились субботние посиделки. Игра в мяч. Или в крокет – у Меррон был хороший глаз, и она всегда выигрывала. В городки тоже. С фантами сложнее, вечно какие-то глупости загадывали… и танцы тоже были веселы, особенно когда появлялись сыновья сэра Криспина. Они были взрослые, но совсем не занудные. И танцевали по очереди со всеми девушками, даже с шестилетней Гертрудой. С Меррон, конечно, тоже. Она чувствовала себя такой взрослой… настолько, чтобы выйти замуж, например, за Дерека. Дерек был замечательным. Настолько замечательным, что, когда он смотрел на Меррон, сердце готово было из груди выпрыгнуть.
Про замуж и сердце Меррон рассказывать не стала, но почему-то показалось, что Сержант и сам все понял. Смеяться не стал, и на том спасибо.
– И когда все разладилось? – Сержант задал именно тот вопрос, на который Меррон не желала отвечать. И сказать бы, что его это дело совершенно не касается, но тогда они точно поругаются, а ругаться Меррон не хотелось. Ей даже нравилось вот так сидеть и говорить о всякой ерунде.
Разладилось… хорошее слово. Действительно разладилось. А Меррон не заметила бы, если бы не услышала, как вдова Харрис сочувствует тетушке, мол, девочка настолько некрасива, что у нее ни малейшего шанса жизнь устроить. Меррон поначалу и не поняла, о ком речь.
Она думала, что она обыкновенная. Человек, он ведь все равно человек, что за разница, какой у него разрез глаз или форма носа? А разница была. Именно она отделила Меррон от прочих. Больше не было игр, а разговоры замолкали, стоило Меррон подойти. Выяснилось, что дело не только в лице. Голос у Меррон слишком низкий и грубый для женщины. Кожа темная, как у простолюдинки. И волосы, что проволока. Тело нескладное, да и сама она от макушки до пят нелепа.
Говорит вещи, о которых в обществе разговаривать не принято. А если и принято, то не женщинам. Что женщина понимает в политике? Ей следует читать модные журналы, а не «Сельскохозяйственный еженедельник». Еще Меррон бегает, а не ходит степенно, как полагается юной леди.
Хотя она совсем уже не юная.
И вообще всем ясно, что Меррон предначертана судьба старой девы, склочный характер уже имеется. А Меррон не склочная вовсе, просто не способна молчать, когда над ней смеются.
Почему-то смеялись все и всегда.
И Меррон много глупостей сделала, пытаясь доказать им, что права. Рядом с одной из таких вот «глупостей» она и сидела, раздумывая над тем, какую историю тетушка сочинит о замужестве Меррон. Наверняка очень далекую от правды.
Главное, теперь Бетти перед соседями стыдно не будет. Но кое-что Меррон так и не выяснила.
– Зачем ты на мне женился?
Он мог бы выбрать если не любую, то другую, получше Меррон.
– Просто так.
Вот теперь Сержант определенно насмехается.
– Горе ты мое луковое, – сказал, отпуская.
