Нос у твари был острым, а мёртвые глаза были яркого голубого цвета с горизонтальным зрачком.
Ведьма опустилась на колени и, уткнувшись в шерсть зверя, зарыдала.
“Жизнь за жизнь”, — говорят здесь.
И вот она, та самая жизнь, которой пришлось заплатить, чтобы у чёрной ведьмы получилось отнять новорожденного мальчика из лап смерти.
В лицо плачущей Хэлы стали тыкаться маленькие мокрые носы щенков, вылезшие из-под мертвого зверя. Один из мужиков замахнулся ногой, чтобы пнуть детеныша, но Хэла машинально махнула в воздухе рукой и мужика отбросило от них на несколько шагов. Она притянула к себе малыша и тот начал усердно слизывать с её щёк слёзы.
— Ах ты, мразь, — взвился мужик.
Что он там собирался сделать после этих слов, Хэла не узнала, потому что строгий, гулкий голос ферана заставил всё вокруг погрузиться в тишину. А потом на плечи ведьмы лёг тёплый плащ.
— Эта харага моя, — отозвался один из мужчин, вероятно отвечая на немой вопрос во взгляде ферана. — Она… она нам шабок грызла и даже телыгу задрала, мы в своём праве, достопочтенный феран. И тварей этих надо убить. Только не хватало приплод хараги защищать. Потом они нам всю скотину погрызут. С двумя-то не справимся!
Хэла сильнее закрыла руками двух щенков, которые жались к её шее скуля и пища.
— Это лютый и опасный зверь, — мягко проговорил феран. Рука мужчины легла на спину сжавшейся ведьмы, уставшей, замерзщей и совершенно не имеющей больше силы сражаться с кем бы то ни было. — Они вырастут и будет беда.
— Я справлюсь с ними, — прошептала она.
— Хэла, — в его голосе было столько сожаления, что слёзы снова потекли из её глаз.
— Жизнь за жизнь, — ответила она, срывающимся голосом, — мать за мать, ребенок за ребенка. А эти не при чём.
Возле тела хараги лежал маленький щенок, видимо тоже убитый мужиками.
— Хорошо, — тихо отозвался феран после недолгого молчания.
— Достопочтенный феран, — попытался возразить один из мужиков, но осёкся.
— Но ты дашь мне слово, Хэла, что если я увижу, что ты с ними не справляешься, если они будут хоть немного угрожать людям вокруг, по первому моему требованию ты их убьешь. Сама, Хэла. Убьешь, а не прогонишь, не отпустишь, где-то подальше, потому как они вернуться назад в селения, в дом, и беды будет не избежать, понимаешь?
Она кивнула.
— Дай мне слово, — чётко произнёс он, давая понять, что или так, или они умрут здесь и сейчас.
— Я даю тебе слово, я убью их сама, но только, если они будут опасны. И если я не справлюсь с их воспитанием.
— Хорошо, — отозвался он, — тогда они твои.
— Достопочтенный феран, — снова вмешался тот же мерзкий голос мужика, которого Хэла уже была готова испепелить даже если это будет последнее, что она сделает в своей жизни. — Это я могу решать, а не…
— Не я? — спросил феран, вставая и кажется заполняя собой всё окружающее пространство.
И вот она почувствовала эту стену гнева, словно зверя, который в нём беспокойно начал шевелиться, поднимая голову и готовясь напасть.
— Не… не… ведь-ма… — мужик, заикаясь, сжался и страх его стал осязаем.
— Ведьма дала слово, — отрезал феран.
— Ведьмино слово ничего не стоит, что мне с него?
— Тебе? — рыкнул Горан. — Ничего. Его принял я. И если тебе не нужна твоя добыча, то я вспомню, что земля, на которой ты стоишь, моя, лес, в котором ты находишься, тоже мой, и мертвая харага принадлежит мне.
— Простите нас, достопочтенный феран, простите, мы не перечим вашему праву, — залепетал уже другой мужик.
Кто-то из них крикнул, чтобы тащили простую носку, чтобы забрать тело убитой твари. А Хэлу, прижимающую к себе двух детенышей хараги, подняли сильные руки ферана и мягко приобняв, повели назад в дом.
После этого Хэла лежала без сознания три дня и три ночи.
Придя в себя, она обнаружила выстиранное серыми платье и вычищенный плащ ферана. Хэла была благодарна девушкам за помощь, но те ответили, что так сильно за неё переживали, что это было единственное, что они могли для неё сделать. А Оань присмотрела за детенышами хараги, утверждая, что уж чего-чего, а никаких тварей она не боится, и видели бы они тех, что жили в её мире — никакие хараги не сравняться ни по размерам, ни по свирепости. А тут так вообще мелкие, пузатые пушистики.
— Достопочтенный феран, — тихо позвала Хэла, постучав в дверь кабинета, поднявшись к нему после того, как наконец появились силы встать.
— Хэла, — ей показалось, что он рад её видеть.
— Я хочу вернуть ваш плащ, — она указала на сложенный чистый темно-синий плащ, с меховой подкладкой, что держала в руках.
— Это было не обязательно, — он сидел за столом, на котором аккуратными стопками были сложены бумаги, и что-то писал на листе пергамента.
— Я не могу оставить его себе, цвет не тот, — отозвалась Хэла и слабо улыбнулась.
Ведьма была благодарна. Поступок ферана изменил её первое впечатление о нём.
Нет, он не был ограниченным воякой. Да, было видно, что война сидит внутри него так глубоко, что её наверное уже и не отодрать, но она не влияет на такие его качества как сочувствие и сопереживание. И он был справедлив. Действительно справедлив. Это качество заслуживало уважения и ведьма этим уважением прониклась.
Пока пусть будет так. Если она ошиблась, значит снова будет неприятно, а может даже больно. Но это потом. А сейчас так.
Он слегка улыбнулся её шутке и кивнул в сторону небольшого дивана.
— И спасибо, — сказала она, положив плащ.
— Спасибо? — нахмурился феран. — Это слово благодарности?
— В моём мире, да, — ответила она, потому что действительно никто тут так не благодарил.
Здесь благодарили словами “принеси вам блага за ваш поступок” как-то так и Хэла не придя в себя после тяжелого удара, которым стал для неё разгон тьмы от новорожденного, напрочь это забыла.
— Хм… — нахмурился феран.
Она поклонилась и хотела уйти.
— Плащ-то заговорила? — спросил Рэтар Горан.
Хэла обернулась и увидела озорство, вот это новость, в его взгляде.
— Вот ещё, — буркнула ведьма, и ушла улыбаясь.
Хотя, конечно она заговорила плащ и это было самое малое, что она могла сделать в благодарность за то, что он сначала поверил ей, а потом помог.
С того раза стало намного легче. И хотя Элгор ещё долго рычал на неё при встрече, но Рэтар и Роар стали относиться к ней мягче и без, как ей показалось, подозрения, что ли. И сейчас, когда прошло уже несколько луней с тех пор как она спасла Эрону и её сына, это отношение пошло ей на пользу, потому как все окружающие поняли, что раз уж их господа нормально относятся к чёрной ведьме, то и им можно не боятся.
Сидя на перекладинах загона для тоор, Хэла слушала музыку в одном наушнике, пила вкусный и мягкий напиток, который был мало похож на чай, но подходил для утреннего ритуала пробуждения. Она делала это всегда после того, как возвращалась из полей, после прогулки с подросшими харагами.
И как всегда в это время воины дома Горан, а так же феран, митар и бронар тренировались в своих навыках владения мечом. Смотреть на это было невероятно приятно.
— Хэла? — позвала её Мила.
— Доброго утречка, — отозвалась чёрная ведьма.
— Доброе утро, — девушка робко подошла к ней, но остановилась, когда хараги поднялись, чтобы познакомиться с новым для них двуногим. — Боже, кто это?
— Это хараги, — улыбнулась Хэла.
— На медведей похожи, только худых.
— Ну скорее, на что-то среднее между медведями и волками, — хмыкнула она. — Не бойся. Подойди так, чтобы они видели руки и не улыбайся, они, как и собаки, расценивают улыбку как угрозу, ну по крайней мере в момент знакомства.
Милена аккуратно пошла по направлению к Хеле и двум её чудовищам.
— Этот, — она указала на тёмную спину. — Фобос, а второй Деймос.
Звери обнюхали девушку и снова улеглись в ноги своей хозяйки.
— Что-то знакомое, — смутилась Милена.
— Ага, — согласилась женщина, — древнегреческие боги, а еще спутники планеты Марс. Ужас и страх.
