Зарна был неприступной крепостью, окружённой городом, но устроившейся в непроходимых скалах с одной стороны, бурной рекой с другой и мощными, крепостными стенами и скалами с третьей.
Трит же был замком, стоящем в невероятно красивом месте, и Хэла могла себе представить, как здесь всё цветёт весной, как сады пьяняще прекрасны, как поля перекликаются всеми цветами радуги, которой здесь не было. Или может была, но какая может быть радуга зимой?
Впрочем, дождь здесь бывал. Налетал немыслимый ветер, пунцовые тяжелые тучи накрывали всё вокруг и были так низко, что казалось будто можно достать до них рукой, если забраться на высокую смотровую башню, а потом тучи эти проливались на землю дождем и всегда таким словно кто-то опрокинул ведро холодной воды, нет не ведро, а целую бочку, и нет не холодной, а ледяной воды. И всегда с градом, огромным, чаще всего размером с куриное яйцо.
Под такой дождь было нельзя выходить и любой, кто попадал под него, особенно вот в это зимнее время года, был обречен, если не быть убитым этим самым ледяным “яйцом”, то слечь с “ледяной” горячкой, именно так тут называли болезнь очень похожую на привычный и знакомый Хэле грипп.
Фобос и Деймос, ушедшие вслед за ней, резвились, бегая по полям. Казалось, что им в Трите нравится больше, чем в Зарне — раздолья для бесшабашного бега определенно больше, но и наткнулся на всякий скот было больше возможности.
С животиной тут было почти так же как и у Хэлы дома — что-то вроде помеси козы и коровы, или телыга, что-то вроде помеси овцы и ламы, или шабка, что-то вроде… да тут можно было много всего найти, похожего на животных из её мира.
В доме, например, жили такие небольшие и очень симпатичные фицры, и они были очень похожи на кошек, но это были не кошки, потому что хвосты как у ящериц, глаза невероятные, чёрные с белым зрачком, такие узкие, продолговатые. И на голове под шерстью были наросты, как у крокодилов или у тех же ящериц. А ещё они издавали звуки такие “фиц-фиц”, поэтому их так и звали.
В доме они выполняли функцию охотника на туняк, это такие зверьки похожие на не то мышей, не то крыс облезлых, но с чем-то наподобие панциря на спине.
Было много ещё всего, что Хэла вроде и понимала, что напоминало о доме, но всё же не до конца, и наверное это было хорошо.
Вернувшись, она пошла в комнату к серым. Девочки сидели вокруг Томики, лежавшей в постели, и о чём-то тихо беседовали, Карлина при этом говорила поучающим тоном, разводя руками и недовольно цокая языком, расхаживая по комнате туда сюда и периодически останавливаясь, чтобы посмотреть на сидящих вокруг Томики девушек.
Увидев Хэлу, серые стушевались, а виновница всего этого бедлама всхлипнула:
— Прости меня, я прошу тебя, прости, я больше так не буду, — она протянула руки навстречу женщине.
— Ох, глупая моя, курочка, — вздохнула та и, подойдя, дала себя обнять.
— Она думала, что беременна, — возмутилась Карлина, — представляешь? Вот ведь. Не могла подойти и спросить!
— Тогда мне пришлось бы признаться, а я не хотела… — ответила Томика, виновато пряча взгляд. — Хэла, милая, не наказывай его, я тебя прошу. Это я во всём виновата, только я, правда.
— Скажи кто, — тихо спросила ведьма, покачав головой.
— Нет, не проси, ты его накажешь, а я не хочу. Не виноват он. Он хороший…
— Ворг, — отозвалась грубо Йорнария, которая как всегда сидела отстранённо и отдельно от всех. — Я видела, как они миловались.
— Нет, не правда, — взвилась Томика, но ничто не смогло скрыть от Хэлы волнение и всплеск силы внутри девушки при этом.
— Томика, Томика, — покачала она головой. — Нашла же, глупышка, в кого влюбиться.
— Не он это, — не унималась девушка. — Не он!
— Ты понимаешь, что завтра он всё равно себя выдаст, если не придет к ферану до того?
Томика ничего не ответила, лишь уткнулась лицом в ладони и безутешно разрыдалась.
Хэла встала и вышла в коридор. У дверей она столкнулась с одним из охранников дома.
— Тарп, дорогой, Ворг не знаешь где?
— У достопочтенного ферана наверное, — ухмыльнувшись, пожал плечами здоровенный, бородатый детина, со сломанным в трех местах носом и кривым ртом, в котором не хватало нескольких зубов. — Они завтра на границу с Кардом идут. Вперёд основного отряда.
Хэла благодарно кивнула и направилась к лестнице, ведущей наверх, в помещения принадлежавшие хозяевам дома.
В кабинете ферана была толпа воинов, все они стояли и внимательно слушали указания, которые давал феран. Ворг был одним из первых. Это был рослый мужчина, годов до тридцати, настоящий изариец, светлые, невзрачные, по мнению Хэлы черты лица, хоть и подтянутое тело воина, волосы забранные в хвост, небольшая борода, усов он не носил. Стоял напротив Рэтара Горана и, к бешенству Хэлы, даже виду не подавал, что что-то было не так.
Конечно он не признается, а завтра с утречка свалит в поход, на границу, а там видно надеется, что серость, которой завтра его настигнет, сойдет на нет пока он будет в дозоре, а значит вернется как ни в чем не бывало. А что до боевых товарищей — так ведь боевое братство оно прочнее каких-то там законов и прочей фигни. Боевое братство — это сила, это мощь!
Хэла стояла у стены и слушала размеренный голос ферана и она давно уже заметила, что голос Рэтара Горана её успокаивал, вводил в состояние какой-то невесомой эйфории. Ей казалось, что она может слушать его вечность, а главное при этом ничто не может вывести её из равновесия. И равновесие, умиротворение, это конечно хорошо, но не сейчас и не при сложившихся обстоятельствах.
“Что ж, Хэла, давай”, — выдохнула она и, просочившись между мужчинами, встала немного позади намеченной жертвы.
— То есть пытаемся, до того, как серость нападет, свалить подальше, — как можно более сладко произнесла она.
Ворг дернулся и в ужасе уставился на доходившую ему до плеча ведьму. Окружающие их воины будто отодвинулись от них насколько могли позволить, от греха подальше. Хэла, мягко вильнув бедрами, обошла Ворг спереди и прислонилась к нему, как если бы он был деревом.
— И не дергайся, а то потеряю равновесия и чертыхнусь на тебя. Ох, мало не покажется. Знаешь, кто такие черти, Ворг?
Тот мотнул головой. В глазах его читалась паника.
— Черти — это такие мужики, — хмыкнула Хэла, — с рогами, хвостом, копытами и вилами. Они сидят в месте, куда после смерти попадают грешники и измываются над ними за грехи их прижизненные и незамоленные. Кого в масле варят, кого голодными держат, кого дерьмо есть заставляют, а кого и в задницу натягивают.
Ворг дернулся и уставился на ведьму с нескрываемым уже теперь страхом перекликающимся с шоком от того, что женщина вообще может говорить что-то подобное.
“Эх, жаль, что ругаться полноценно нельзя, а то я бы и матушку твою припомнила”, — подумала про себя Хэла.
Злость снова разгорелась в ней костром.
— Ты зачем мне девку попортил? — спросила она строго, словно Томика была её родной дочерью или сестрой. — И до лихого дела её довёл?
Ворг втянул воздух и выдохнул жалобное, но старательно членораздельное:
— Она меня приворожила!
Если бы Хела могла уничтожать мыслями — он бы уже обратился в кучку пепла у её ног. Хорошо, что не может, божечки, как хорошо!
Она задрала голову, чтобы видеть лицо мужчины:
— Приворожила? — переспросила, как можно мягче.
— Да, — кивнул он, набираясь вот такой уверенности, когда сказал ложь и словно сам в неё поверил и теперь уже ничего не страшно.
Она оттолкнулась от него и, повернувшись спиной к ферану, который горой возвышался над всеми, стоя за своим столом и храня гробовое молчание.
— Зачем? — поинтересовалась Хэла сдерживая себя изо всех сил, чтобы не наслать все возможные и невозможные проклятия на голову этого героя-любовника.
Тот же уставился на неё отупевшим взгялдом, и внутри его черепной коробки начали шевелиться мысли о том, что всё идёт не так гладко, как он подумал изначально. Остальные воины, присутствующие здесь, хоть и застыли, но казалось повернулись к своему боевому товарищу спиной.
