Дамиан смотрел на Эммануила Демидовича внимательно и ждал продолжения, но ожидания не оправдались.
- Стоит обязательно намекнуть маркизе, что эта информация вас заинтересовала, и то, что она была вымарана из письма – так же.
Принц покивал, поблагодарил за помощь и, распрощавшись с экспертом, который не внес против ожидания ясности и не дал сколько-нибудь ценной информации. Придётся импровизировать. Принц достал лист белой бумаги с именным гербом и взял перо.
«Ах, дорогая моя невеста! Единственная моя!
Как радовалось моё сердце, когда руки мои держали ту бумагу, на которой вы оставили свой след! Я завидовал листку, за который вы держались, буквам, которые вы видели! Как тяжело в разлуке, как щемит сердце!»
Дамиан отставил лист и взглянул на него с расстояния вытянутой руки. Количество восклицательных знаков заставило принца сморщиться, но он не стал переписывать, а положил лист и снова принялся писать.
Многословно выразил своё горе от расставания, однако изо всех сил старался, чтобы письмо оставалось письмом любящего мужчины. Поэтому вписал туда и рассказ о встрече с матушкой Перлы, старшей маркизы Инвиато, о её самочувствии, занятиях и беспокойстве за дочь. Поведал о том, как ему хотелось бы встретиться, но государственные дела, скорее всего, не дали бы им увидеться даже находись Перла во дворце.
Много внимания уделил рассказу о грандиозности работ по поиску пропавшей принцессы: об отрядах, рассылаемых по всем городам всё дальше и дальше от столицы, для поиска пропавшей девушки, об огромном количестве отчётов и необходимости сверять информацию, которой очень много, что это отбирает такое количество времени, что спать приходится всего ничего.
Тут пришлось кстати заметить: «С прискорбием сообщаю - часть писем невозможно прочесть. То ли с недосыпа, то ли вы, драгоценная моя, чем-то таким заправляете лампы, когда пишите, что буквы теряют чёткость. Это очень печально, будто наш разговор прерывается, и я слышу только неясный голос, а слов не разобрать. И так печально становится - вдруг в этих потерянных местах речь шла о чем-то важном? О том, как вы, моя дорогая, скучаете, как и я, от нашей разлуки, или о ваших впечатлениях от Оландезии. Тем более это грустно, что очень хочу услышать ваш голос и постоянно держу у сердца ваш портрет, моя дорогая! А эти расплывчатые пятна будто отбирают вас у меня!
Я понял , что вам не с кем общаться и вы грустите от одиночества. Если вам скучно читать толстые книги, почитайте сказки. Должно быть много сказок в замке, где растёт так много детей. Думаю, будет интересно сравнить наши сказки и оландезийские, ведь все люди - братья.
Совсем не удалось ничего понять про охранниц. Вас охраняют? Вы подвергаетесь какой-то опасности? Пожалуйста, пишите! Мне важно знать, что с вами всё в порядке, моя единственная!»
Дамиан ещё раз пробежал письмо глазами, подумал, скептически приподнимая бровь. Исправлять ничего не стал и потому тут же запечатал конверт своей личной печатью.
Эти печати были явно лишними – не приходилось сомневаться, что вся переписка с Перлой перечитывается.
Как уж там потом восстанавливают эти печати, чтобы «единственная» думала, будто конфиденциальность сохраняется, было покрыто мраком.
А может, письмо читали потом, когда Перла сама их вскрывала. Это было и неважно.
Собственно для того эта переписка и затевалась, чтобы подкармливать нужной информацией оппонентов в Оландезии, и именно для того, чтобы не возникало никаких сомнений у посторонних читателей этих писем подлинности единственной, Дамиан соблюдал все формальности и ритуалы – все эти приторные обороты, фальшивые сожаления и личная печать. Пусть северные соседи делают свою работу, вынюхивают, читают чужие письма, пытаются навязать ему своих ищеек, лишь бы не мешали ему.
Принц вызвал Опрельского. Деликатно стукнув в створку, секретарь заглянул в кабинет.
- Мой реджи, скоро появится Суземский, вот подборка отчетов поисковых групп, - и Марк показал несколько картонных корок, разной толщины.
- Давайте, Марк, а вот это заберите и отправьте, - и махнул рукой на стол. – Не разобранные есть?
Опрельский страдальчески сморщился:
- Мой реджи, они поступают довольно часто. Сейчас все разобранные, но в течение ближайшего времени могут поступить новые сведения… Вот в этих двух есть свежие, за сегодняшние полдня.
Дамиан покивал и открыл первые корки, внушающие опасения уже одним своим видом – слишком толстая стопка бумаг была прошита между двумя картонками. Пролистал пару страниц – даже чтобы просто просмотреть это всё, пары мгновений будет мало. А грядущее заседание с Суземским и его группой затянется, это даже не вызывало сомнений. Реджи глянул за окно, на сгущающиеся сумерки, и поспешно сказал в спину выходящему секретарю:
- Я хочу телетрофонировать, не пускайте, Марк, никого.
Опрельский уже из приемной кивнул, показывая, что услышал, и спросил:
- Соединить как всегда?
- Да, Марк, будьте добры.
Дамиан потёр висок, едва заметно вздохнул, и как только телетрофон звякнул, показывая, что связь установлена, взял трубку.
- Милэда?
- Да, мой реджи.
- Добрый вечер,
- Добый вечер, - она говорила с улыбкой, и Несносный Мальчишка расплылся в ответной улыбке.
- Всё ли в порядке? Чем занята?
- Спасибо, мой реджи, всё хорошо. Я рисую.
- В гостиной? – Дамиан откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Лицо его расслабилось, на губах появилась едва заметная улыбка.
- Да, в гостиной, - было слышно, что собеседница тоже улыбается.
- Камин растоплен? – всё так же расслабленно спрашивал принц.
- Да, мой реджи. И чай на столике.
Дамиан вздохнул, будто пытался почувствовать запах через трубку.
- Пахнет?
- Ну конечно, Дамиан! Какие вопросы? – Милэда на том конце провода почти смеялась.
- Эх, как же хорошо!
- Приезжайте, мой реджи, - ласково проговорила княжна.
Дамиан всё сидел с закрытыми глазами и будто чувствовал тепло и уют гостиной в небольшом домике младшей Маструрен. Потом слегка сжал губы и с сожалением сказал:
- Не могу, Ми, сейчас будет долгий разговор. Трудный… Даже не знаю, чем закончится. Такой долгий... Наверное, до глубокой ночи. Поэтому я просто так посижу минутку, послушаю, как трещат дрова. Они трещат, Милэда?
- Трещат, - всё продолжала улыбаться подруга детства. – Только вам вряд ли слышно…
- Ничего страшного, я представлю. Ведь я почти у тебя в гостях. Я просто помолчу полминутки.
Они оба замолчали. В трубке слышно было только как быстро черкает карандаш в маленькой конторской книжечке Милэды. Секунды тихого счастья, мгновенья отдыха. Вскоре шум в приёмной нарушил идиллию. Дамиан, прижимая трубку к уху, приоткрыл один глаз и посмотрел на высокие двери. Заглянул Марк, не открывая створки широко, попытался загородить собой проход. Объявил шепотом, но довольно торжественно:
- Прибыл Суземский со своей… - секретарь обернулся и через плечо бросил недовольный взгляд в приёмную, - своей б а н д о й. Пускать?
- Милэда, до свиданья! – сказал принц, усаживаясь ровнее в кресле.
Но ответа не услышал: секретарь как пробка из бутылки влетел в кабинет под напором улыбавшегося во весь рот Суземского. Из-за спины Зория просочился знакомый люд: четверо мужчин и девушка. Компания была настолько разношерстная, что придумать подобное разнообразие было бы трудно.
Дамиан положил трубку на рычаг.
- Реджи! – громогласно воскликнул советник и раскрыл объятья навстречу поднявшемуся принцу. – Я опять с ребятами. Ты нашел?..
Меньше месяца назад, когда был объявлен траур, и в Оландезию была отправлена фальшивая единственная Дамиана, ему казалось, что он стоит в тупике. Высокие темные стены с двух сторон и впереди. Темнота. Дышать нечем. Только чуть светлеет что-то вверху: то ли небо, то ли далёкий потолок.
