— Чашечку? — предложила я, и Карин согласно кивнула.
— Да, благодарю. Если вы позволите, то мы с Демельзой сходим сегодня до частной школы и узнаем, что нужно для приема.
Поставив перед сонной дочерью чашку с теплым молоком и тарелку с кашей, я кивнула.
— Только не спешите с обещанием оплаты. У меня осталось всего несколько монет, так что… Карин, что с вами?
— У вас осталась пара монет, но при этом вы заплатили мне, — потерянно произнесла женщина. — Почему?
— Просто потому, что это правильно, — серьезно ответила я. — И ваше жалованье будет повышено так быстро, как это будет возможно.
Учитывая, что я предоставляю Карин стол и кров, ее жалованье должно быть не меньше пятнадцати-двадцати монет. По крайней мере, мне так кажется, если вспомнить, что говорил Гел, когда убеждал Арлетт поднять постоянное жалованье с тридцати монет до сорока.
— Ты опять на работу? — спросила Деми и потерла глазки. — Иногда я хочу, чтобы ты не работала.
— Работать нужно, — я обошла стол и присела перед дочкой, — если у женщины есть свой источник дохода, то она становится независимой от мужчины и его дурного настроения.
— А если настроение хорошее? — заинтересовалась Деми.
— От хорошего настроения не зависят, им заражаются, — подмигнула я дочери и, поцеловав ребенка в щечку, встала. — Карин, каши я сварила достаточно, вам обеим хватит на обед. Ну а к ужину я вернусь и что-нибудь приготовлю.
— Я могу попробовать запечь курицу, — тихо сказала женщина и, поежившись, убрала травмированную руку за спину.
— Попробуйте, — улыбнулась я. — Если не получится — не страшно, у нас их четыре.
— Я помогу, — воодушевилась дочка, и я, тихонечко вздохнув, смирилась с мыслью, что дом нужно будет проветривать от дыма и гари. Ну да ладно, главное, чтобы нас не выселили.
Поднявшись в свою полупустую спальню, я переоделась из домашнего платья в выходное, поправила свои косы и, влекомая странной идеей, подкрасила губы. Потом рассердилась и стерла краску. Потом подумала еще раз и, наколдовав слабенькое полупрозрачное зеркальце, чуть подвела глаза, вычернила ресницы и вернула на губы помаду. Это — для себя. Вот так. Просто хочется быть красивой. Не зря же я в порыве лихорадочных сборов кинула в чемодан свою куцую косметичку?
Взяв сумочку, я вытащила мешочек с монетами, крепко подумала, потом подумала еще раз и спустилась вниз. Там я выдала Карин монету и велела разменять, чтобы иметь возможность покупать сладости на прогулке.
— Что-нибудь недорогое, один день — одна приятная мелочь, — инструктировала я женщину. — У нас был очень тяжелый период, и я хочу, чтобы Деми забыла его как можно скорее.
— Я сделаю, — кивнула Карин. — Все будет в порядке.
Выйдя из дома, я поспешила к остановке. Маленьких жетончиков мне хватит до конца месяца, так что об этом волноваться не приходилось. А вот Карин и Деми пока что не придется пользоваться транспортом. Мне бы отложить немного монет, чтобы иметь запас на черный день…
«Ухватив от Судьбы толику щедрот, человек хочет все больше и больше», — вспомнила я строчки из религиозного трактата. И, пожав плечами, разрешила себе хотеть. Это ведь не просто желание, а желание, подкрепленное трудом! А значит, все получится.
Отработала я сегодня быстро — завершила вчерашние расчеты, но Арлетт их не отдала:
— Завтра проверю свежим взглядом.
— Но завтра вы могли бы взять новый проект и заработать больше, быстрее, — искушала меня девушка, которой не терпелось передать папку в лабораторию.
— Нет, — я качнула головой, — всех денег не заработать, а угробить человека из-за пропущенной ошибки — ни за что.
— Ладно, вы правы, — вздохнула Арлетт. — Просто очень перспективный проект, и мне уже хочется увидеть конечный результат.
— Я заметила. Академия Стихий двигает науку вперед?
— Не совсем Академия, — покачала головой Арлетт, — логичнее было бы построить исследовательскую лабораторию на базе Академии Исцеления, но… Так уж вышло, что пристройка здесь.
— Как вы небрежно, — улыбнулась я, — целое крыло пристройкой обозвали.
Попрощавшись, я в приподнятом настроении отправилась домой.
Дома меня ждала ни разу не подгоревшая курица и счастливая до невозможности дочка, которой не терпелось показать мне новые акварельные рисунки.
— Старшего наставника не было, мы пообщались с его помощницей, — негромко докладывала мне Карин, пока я восхищалась красочными, но крайне непонятными картинками. — Можно прийти в любой день, сдать тест, чтобы узнать уровень знаний ребенка, и начать заниматься. Сначала отдельно от остальных детей, если ребенок недотягивает. Если все в порядке, то сразу в группе. Отдельные занятия стоят три сагерта в день, занятия в группе — пять сагертов за пять дней.
«А мое минимальное жалованье — сорок сагертов, из которых двадцать четыре — арендная плата. Образование не для бедных», — подсчитала я про себя и, не сдержавшись, вздохнула:
— Цены как в столице.
— Это частная школа, — развела руками Карин. — Есть школы при Академиях, но Демельза не подходит по возрасту. Да и там есть свои нюансы. Например, если ребенок поступает в школу при Академии Стихий, то остается привязанным к Кальстору. Родителям, реши они уехать, придется оставить ребенка здесь.
— Почему? — заинтересовалась я.
— Из Академии стихий нельзя уйти. Поступив в школу, ребенок клянется собственной силой, что доучится. — Карин грустно улыбнулась. — Я такой ребенок. Родители были вынуждены покинуть Кальстор, а я осталась.
Не найдя в себе сил посочувствовать ей, я нетерпеливо спросила:
— Кому мы можем заплатить, чтобы Деми взяли туда раньше срока?
Это решило бы абсолютно все мои проблемы. Точнее, как таковых проблем у меня нет, но… Но я бы перестала переживать. И Деми бы успокоилась.
— Нет, — покачала головой Карин. — У нас не берут деньги за незаконные действия. Хранитель следит. Второй Король Сагерта внимателен и строг.
— А какой-то законный способ? — с отчаянием спросила я.
— Я о таком не слышала, — покачала головой Карин. — Вы там работаете, спросите.
— Обязательно, — покивала я.
После ужина Карин ушла по своим делам, а мы с Деми устроились в ее спальне. Дочка рассказала, как провела день. Особенно сильно ей понравилась школьная форма: сливочно-желтые платья с белыми воланами и графитово-серыми поясками у девочек и графитово-серые костюмы у мальчиков.
— А рубашки белые, и вот тут, — она похлопала себя по груди, — платочек в цвет платьев девочек. Сливочно-оранжевый. Мне Карин сказала, что этот цвет так называется.
— Карин хорошо разбирается в цветах, — рассеянно ответила я.
Выслушав дочь, я немного рассказала ей о своей работе и пообещала на выходных покатать ее на общественном плате.
— И обязательно посмотрим фонтаны и парк, говорят, здесь прекрасный городской парк. Подождешь немного, солнышко?
Деми перебралась ко мне на руки и, обняв за шею, попросила:
— Ты только не бросай меня, мамочка. Я обязательно дождусь, только ты не бросай. Не сдавайся.
У меня запершило в горле.
— Я никогда тебя не оставлю, малыш. Ты только подскажи, что ты узнала?
— Не могу, — грустно всхлипнула дочка, — слова в горле застревают и уходят.
Я не спускала ее с рук остаток вечера и назавтра решила взять с собой в Академию. И ее, и Карин — пусть погуляют в парке Трех Академий, сходят пообедать в кафе. А после посидят и порисуют в моем кабинете. Шесть часов не так и много.
Но вот беда, все пошло не так с самого утра. Вновь проявился дар моей малышки, и она, посмотрев на меня грустным взглядом, сказала, что ей нужно остаться дома.
— Дальше решать будешь только ты, — тихо-тихо сказала дочка.
— Солнышко, может быть, лучше действовать по моему плану? Погуляете с Карин по Академии, зайдете в кафе.
— Нет, — серьезно сказала дочка. — Нет.
— Тогда я останусь дома, — решительно произнесла я.
Но Деми подняла на меня грустные глаза и покачала головой.
