в сторону и в одно мгновение оказался на шатких досках, ведя за собой в поводу Ворона.
– Эл! – сердито окликнул его Северянин.
Но атаман не намеревался возвращаться.
– Ворона отведу, вернусь за твоей Искрой, – пообещал разбойник Насте. – А ты налегке мостик проскочишь!
***
Под весом богатырского жеребца трухлявая древесина заскрипела ещё жалостнее. Да и Ворон, хоть был на редкость умным чудищем, в спокойствии и невозмутимости Глелоу явно уступал. Он недоверчиво косился на потрескивающие под его копытами доски и жуткую бездну, подступавшую неотвратимо.
При всей безграничной верности своему атаману конь явно был не готов к такому подвигу, как путешествие по воздуху. Он упирался, как мог, неумело, робко, ведь привык всегда слушаться хозяина беспрекословно. Атаману приходилось буквально заставлять несчастное животное сделать ещё один новый шаг.
Настя с ужасом подумала о том, как они переправят на ту сторону всех остальных лошадей. Ведь их кони, без сомнения, животные прекрасные и смышлёные, но на такое чудесное взаимопонимание с людьми, как Глелоу и Ворон, они явно не способны.
Уж она точно не сможет самостоятельно перевести Искру. Ей себя бы заставить преодолеть этот жуткий мост, и то прекрасно будет!
Хорошо, что Эливерт её кобылой займётся…
Треск ломающихся досок и полное ужаса дикое лошадиное ржание мгновенно выдернули Романову из размышлений о насущных проблемах.
– Тиши, тише, тише! – как заклинание шептал Эливерт, усмиряя бесновавшегося на мосту Ворона.
Жеребец, под которым провалилась доска, испугался не на шутку. Забился, ища ускользавшую опору под ногами. И если бы не помощь и хладнокровие атамана, конь наверняка бы сорвался в бездну. Он даже сейчас ещё не успокоился полностью, храпел.
– Эливерт? – настороженно окликнул Кайл.
– Да, всё уже, всё. Не боись! Гнилушка опять попалась, – ответил атаман, по-прежнему поглаживая нервно вздрагивающего вороного.
– Эл, ты нас так не пугай! – крикнула Настя.
Сжавшаяся в комочек душа осторожно расправила крылья, и Рыжая вздохнула глубоко, чувствуя, как вместе с воздухом её покидает испуг и тревога.
– Да я сам, по правде сказать, чуть не того… – усмехнулся вифриец. – Тут, пожалуй, таких ловушек много. Глядите в оба! – Добавил, уже обращаясь к жеребцу: – Ну что, брат, угомонился, идём дальше? Ты, тише, тише, не спеши! Осторожно. Ты же знаешь, я рядом, я помогу. Ты только не дёргайся, друг! Вот так… Молодец!
И снова с замиранием сердца все следили за тем, как атаман и его конь приближаются к опасному месту, где едва не сорвался лэгиарн.
– Ох, как же медленно! – тихо вздохнул Северянин. – Скоро гости нагрянут. А у нас один только Наир перебраться успел.
– Мы перешагнули дыру, – радостно отчитался Эливерт.
– Ну вот, самые страшные трудности позади, – улыбнулась Настя полукровке. – Сейчас они быстрее двинутся. Не переживай – успеем! Не можем мы не успеть.
Кайл улыбнулся ей в ответ, кивнул соглашаясь.
Жуткий треск заставил Рыжую вскрикнуть, прижимая стиснутые кулачки к сердцу.
Она видела, как огромная чёрная доска ухнула вниз. Эливерт замер на мосту, боясь шевельнуться. Вцепился в узду Ворона, стараясь удержать того на месте, заставляя подчиниться, несмотря на страх, на панику, на звериные инстинкты, требовавшие: «Беги, спасайся, ты – конь, твой спасение – быстрые ноги!»
Каким-то чудом Эливерту снова удалось спасти положение, усмирить обезумевшего от страха жеребца. Но даже Настя издалека видела, что мост там, где они сейчас застряли, стал похож на дырявое решето.
Эл балансировал на этих обломках, как канатоходец. Ворон по этим развалинам пройти не сможет точно, там и человеку перебраться не каждому теперь дано.
– Эливерт, давай назад! – призывно крикнул Кайл.
– Как? Я коня не разверну, – отозвался атаман. – А Ворон задом не пойдёт. Он и вперёд-то идти боится…
– Бросай его! – твёрдо произнёс Кайл. – Сам возвращайся! Обходи потихоньку, и…
– Ещё чего! – Настя даже с такого приличного расстояния видела, как полыхнули отчаянной злостью прозрачные, как горные озера, глаза. – Атаман Эливерт друзей не бросает!
– Эл, кому нужны твои геройства? – гневно крикнул Кайл. – Возвращайся или ступай дальше! Один.
Настя смотрела в немом оцепенении, не в силах даже слово вставить.
– Не слушай его, брат! – обратился вифриец снова к жеребцу. – Мы выберемся. Мы ведь с тобой всегда выбираемся, из всех передряг, мы ведь с тобой – любимчики судьбы…
Приговаривая так, атаман осторожно двинулся вперёд, Ворон ступил за ним.
Шажок, ещё шажок, ещё…
Настя молитвенно сжала руки, не замечая, как дрожит всем телом.
«Храни его, Мать Мира! Храни его, Мать Мира! Храни его, Мать Мира!»
Треск. Хруст.
Ворон провалился задней левой, осел мгновенно, будто угодил в зыбкую трясину. Сломанная, ободранная нога болталась плетью. Конь заржал так жалостно, так отчаянно, что захотелось заткнуть уши и отвернуться поскорее от чудовищного зрелища.
В отчаянной попытке спастись вороной ударил передними ногами, пытаясь выбраться из смертельной ловушки, но мост провалился под ним, как ломается тонкий лёд под угодившим в полынью. Взметнулась чёрная грива, мелькнули вздутые жилы на бархатной шкуре, обезумевшие от ужаса глаза, и огромное чёрное тело сорвалось вниз вместе с обломками древних брёвен.
Эливерт взвыл отчаянно, так, словно вместе Вороном в бездну устремилось его собственное сердце.
Сдавленным эхом ему откликнулась Настя. На том берегу Наир схватился за голову.
Стало очень тихо.
И тут Рыжая снова услышала этот треск – звук разрушения, звук, расколовшейся на части судьбы…
Она в ужасе вскинула лицо, и увидела глаза Эливерта. А в них – мрачное понимание неотвратимости.
Он успел осознать, что настал тот самый миг – миг, когда уже ничего нельзя исправить!
Заглянуть в его глаза цвета серебра – вот и всё, что успела сделать Настя, прежде чем огромный пролёт моста рухнул в воды Лидоны, навеки унося с собой в небытие Вифрийского Ворона.
Он даже не вскрикнул. Исчез безмолвно в белёсом облаке тумана, в тёмной тени ущелья, которое так любил поминать не к месту.
Он даже не вскрикнул!
А может Дэини просто не услышала его прощальный зов за собственным криком, полным отчаяния.
Она ещё не постигла до конца, что произошло. Глазами видела, но сердцем и разумом поверить не могла. Отказывалась признать очевидное.
Так просто не бывает! Не может быть такого! Так нелепо… так…
Почему?!
Романова согнулась, скрючилась от накрывшей боли, от разрывающей сердце жгучей горечи. Словно она выпила страшный яд, и тот, расползаясь по
