Наконец, графине Роддерик порядком надоел спектакль, в котором актеров только слышно, и она решительно нарушила тишину "зрительного зала":
— Добрый день! Я хотела бы переговорить с господином Крейстоном по заказу материала для бального платья.
Ошарашенные служащие резко повернулись, старший из них — вероятно, управляющий, — виновато посмотрел на посетительницу и строго скомандовал остальным:
— Все по местам, довольно развлекаться, займитесь работой! — а убедившись, что подчиненные с явной неохотой, но все же стали расходиться, он спросил Эвелину:
— Какой материал Вам угодно выбрать, Ваше Сиятельство? Я старший управляющий торгового дома Фредерика Крейстона и знаю о всех тканях, которые есть у нас в лавке и на складах. Может быть Вы со мной обговорите вопрос заказа, видите ли, — управляющий опасливо покосился наверх, — хозяин сейчас немного занят и, боюсь, сильно не в духе. Если Вы хотите говорить именно с ним, лучше бы Вам прийти в другой день.
Графиня Роддерик чуть улыбнулась про себя — она прекрасно понимала, чем занят Фредерик Крейстон и почему он не в духе сейчас — но вслух сказала почти равнодушным тоном:
— И все же я хотела бы переговорить с Вашим хозяином и не вижу причины переносить разговор на другой день. Передайте господину Крейстону, что пришла графиня Роддерик и желает обсудить с ним условия покупки "белого золота".
— "Белого золота"? — ошеломленно переспросил управляющий.
— Разве я неясно выразилась? — Эвелина приподняла бровь, словно недоумевая, — Мне известно, что у вас на складе есть отрез белого хакардийского шелка, того самого, что называют "белым золотом", и я собираюсь купить весь отрез для своего бального платья. Вы готовы обсуждать со мной цену и условия покупки?
— О нет, Ваше Светлость, что Вы! Это слишком большая сумма, чтобы я взял на себя ответственность за нее! Пожалуй, ради такого вопроса я потревожу хозяина даже сейчас!
Управляющий низко поклонился графине и, не сводя с нее восторженных глаз, боком стал пробираться к лестнице. Эвелина уже опасалась, что и подниматься по лестнице мужчина будет спиной вперед, но он все-таки развернулся и с неожиданной прытью взлетел наверх. Осторожный стук в дверь, скорее всего, наверху просто не услышали. А когда управляющий рискнул приоткрыть дверь и просунуть туда голову, раздался возмущенный рев и в несчастного полетело что-то из посуды. Бедолага еле успел отскочить в сторону, как по ступенькам, весело громыхая, запрыгал изрядно помятый серебряный кувшин. Испуганный мужчина прижался к стене, явно не решаясь повторить попытку вторжения, и графиня Роддерик поняла: пора брать дело в свои руки.
Она стремительно пошла к лестнице, попутно подхватив с пола пострадавший кувшин, усмехнулась слаженному восторженному вздоху за спиной, и, не оборачиваясь, взлетела по ступенькам на второй этаж. Графиня рванула на себя дверь, из-за которой доносились грохочущие звуки и зычные голоса, и смело вошла в комнату.
Перед ней была, скорее всего, малая гостиная купеческого дома, предназначенная для приема гостей за чашкой чая. Добротная удобная мебель, белоснежные вышитые салфетки, подушки и подушечки в креслах и на диванах — все говорило о том, с какой любовью создавали женщины чистоту и уют в своем доме. Но сейчас про чистоту и уют можно было только догадываться. В комнате, где шумела семейная ссора, царил самый настоящий хаос: на полу осколки цветочного горшка и рассыпанная земля, подушки и подушечки безжалостно разбросаны по всей комнате, стулья и кресла перевернуты или сдвинуты с места.
В центре хаоса, царящего в гостиной, возвышались две фигуры — уже знакомый Эвелине Фредерик Крейстон и, напротив него, невысокая, крепко сбитая, пожилая энергичная дама — та самая теща, Джудит Форбин, из-за которой Крейстон приходил вчера на прием.
Зять и теща смотрели друг на друга непримиримыми врагами; в поднятых руках госпожа Форбин держала серебряный поднос, явно намереваясь огреть им "любимого" зятя, как только подвернется удачный момент для такого благого дела. Но момент никак не подворачивался — ушлый зятек защищался большой диванной подушкой и, выглядывая из-за нее, костерил тещу на чем свет стоит. Джудит Форбин в долгу не оставалась, но главной цели — стукнуть по глупой голове зятька, да посильнее, — добиться никак не могла. Ситуация была патовая, поэтому открывшейся двери оба соперника обрадовались как временной передышке и все свое внимание перенесли на наглеца, посчитавшего возможным мешать душевному семейному скандалу.
— В прошлый раз непонятно было, надо еще раз объяснить? — рявкнул Крейстон.
— Если кто что не понял с первого раза, я и повторить могу! — и Джудит Форбин от души замахнулась не очень-то легким серебряным подносом, причем держала его в одной руке.
— Господин Крейстон, — Эвелина очень старалась не рассмеяться, а, наоборот, говорить как можно более холодным и суровым тоном, — потрудитесь объяснить, что сейчас происходит в Вашем доме? Почему Вы сейчас не принимаете покупателей в торговом зале, а сражаетесь с этой милой доброй женщиной? Да еще и хорошими вещами разбрасываетесь — ведь могли бы и в голову кому-нибудь попасть!
С этими словами графиня Роддерик прошла в комнату, по пути сунув в руки опешившему Крейстону мятый кувшин, и с величественным видом устроилась в одном из кресел. Соперники, никак не ожидавшие визита постороннего лица, да еще и знатной дамы, разом притихли. "Милая добрая женщина" придирчиво разглядывала посетительницу, а Крейстон, осознавший наконец, кого он видит в своем доме, отбросил кувшин в сторону и со всем уважением поклонился графине, на что та благосклонно кивнула.
— Госпожа графиня, как же рад я Вашему визиту, вот право слово, очень Вы вовремя! Вот, матушка, — обратился Фредерик к теще, — это и есть та самая графиня Роддерик, что распределяла места — кто где будет сидеть на праздновании Лунного Бала.
Джудит Форбин глянула на нежданную визитершу с явным доброжелательством, но тут же горестно поджала губы и тяжело вздохнула. Эвелине больше всего хотелось улыбнуться — знала она такие женские уловки — но улыбаться было никак нельзя. И графиня с сочувственным видом спросила у пригорюнившейся "старушки":
— А что случилось, госпожа Форбин? Ведь я говорю сейчас с Вашей тещей, госпожой Джудит Форбин? — обратилась она к Крейстону. Купец молча кивнул, с интересом ожидая продолжения речи графини, — Вы недовольны местом за особым столом купеческого зала? Хотели бы что-то изменить?
— Вот я-то как раз довольна, голубушка, — резким звучным голосом заявила теща Крейстона, — очень даже довольна и столом, и компанией. А вот зятек мой…
Теща так угрожающе глянула на беднягу Крейстона, что он невольно отступил поближе к графине, а, поймав ее вопросительный взгляд, ответил со всей возможной пылкостью:
— Да как же, госпожа графиня! Вся семья вместе будет, а матушка отдельно, нельзя же так!
— Господин Крейстон, — мягко сказала Эвелина, в лучших своих дворцовых интонациях, — я сожалею, но мы не имеем возможности разместить всю Вашу семью за одним столом с госпожей Форбин и другими уважаемыми дамами.
Надо было видеть, как приосанилась Джудит Форбин после этих слов и как уничижающе глянула она на зятя.
— Но ведь матушка могла бы и с нами за одним столом посидеть… — якобы неуверенно начал Крейстон.
Джудит грозно нахмурила брови, а Эвелина вскинула руку, как бы отметая ненужные доводы.
— Это совершенно невозможно, господин Крейстон. Ваша названая матушка, Джудит Форбин, получила личное приглашение за подписью королевы. Вы хотите отказать самой королеве?
Фредерик Крейстон отчаянно замотал головой, а торжествующая теща только что изображавшая "разбитую горем старушку" гордо выпрямилась и заявила:
— Не будем мы отказывать, так-то, зятек! И на балу я за особым столом сидеть буду, на месте, которое мне незабвенный мой Ури своей честной службой и заслугами перед королем обеспечил!
